Мифы о русской эмиграции. Литература русского зарубежья

Верим, что Горенштейн искренен в своем сатанинском озлоблении против России. Но невольно спрашиваешь себя: какие силы и с какой целью стимулируют подобные высказывания, с оскорблениями, от имени евреев, России и русских? Кому и зачем это нужно? Ведь действие равно противодействию; или, как наш народ формулировал: «Как аукнется, так и откликнется».

Мы-то можем отнестись к поносителю и к его ругательствам с пренебрежением. Он ссылается на древнего арабского путешественника, наивно сказавшего, что если русские научатся ездить верхом, то завоюют весь мир. Ну, тот, помнится, выразил и еще более верную мысль: «А руссы – народ великий…»

Оскорбления же нашей веры, конечно, тяжелее простить. Не станем говорить, как герои данного романа; «Хулитель имени Господнего должен умереть». Вспомним другие слова: «Мне отмщение, и Аз воздам». А что верно, то верно: Имя Господне поругаемо не бывает. За богохульство всегда приходит расплата; не сегодня, так завтра.

Рассуждения о том, что, мол, русские могли принять и ислам, довольно-таки пусты: «Если бы, да кабы…» Притом, у истории своя логика: почему-то все европейские племена предпочли христианство. Кроме, разве что, албанцев (частично) и боснийцев; но там и тут были свои, местные, и достаточно сложные причины.

Что сказать о слоге г-на Горенштейна? Роман написан мещанским говорком, не свободным от грамматических ошибок, с перебивающими действие длинными возгласами в библейском стиле и скучными абстрактно-философскими отступлениями; все это – весьма безвкусно. А фабула… она бессвязна и бессмысленна; да, собственно, – ее и нет совсем.

«Наша страна» (Буэнос-Айрес), рубрика «Среди книг», 26 декабря 1987, № 1952, с. 3.

Три страшных мира

Случилось мне частью прочесть, частью перечитать три книжки В. Самарина[241] («Тени на стене», «Цветы времени», «Теплый мрамор»). Близко знакомые картины, отраженные верно и с талантом. Автор – специалист сверхкороткой новеллы в одну-две страницы, редко больше. Спрашиваешь даже себя, не следовало ли ему написать лучше роман? Впрочем, рассказы, взятые вместе, как бы и образуют роман; точнее биографию главного героя.

Сталинская Россия с доносами, ночными арестами, ледяным адом концлагерей… война, явившаяся своего рода облегчением: со злом, с коммунистической нелюдью можно стало бороться с оружием в руках, во власовских или антипартизанских отрядах… и потом Америка, с ее нелепыми и часто безобразными причудами, начинающимися со въездных анкет и всецело пронизывающими быт в Штатах.

Привлекает особое внимание сатанинская фигура советского шпиона и провокатора Шонберга в «Документах эпохи», и сходные – в других рассказах: чекиста, втершегося к немцам и толкающего их на жестокости и несправедливости в отношении населения, на благо Советам. Шонберг погибает, застреленный красноармейцем, не понявшим или скорее не пожелавшим понять, с кем имеет дело; но иные, подобные ему, благополучно переживают войну («Совесть шакала»). Увы, последний вариант и правдоподобнее… Помню одного сам; рискну и инициалы назвать: H. Н. Р.[242] (вряд ли он отзовется!). Так этот, имея руки по локоть в крови, и еврейской, и русской, после работы в немецкой полиции, всплыл у англичан в Италии и орудовал по части выдачи новых эмигрантов. А там – головокружительная карьера в одной русской политической организации, и параллельно, – на службе у американцев; власть, почет… какие мало кому из эмигрантов достаются. Здравствует и посейчас. Признал ли себя сей Иуда в зеркале, представленном Самариным?

Хорошо обрисована русская деревня, слегка оттаявшая при немецкой власти, и ее отпор советским партизанам. Любопытно, что ее описания перекликаются с теми, которые дал нам Ю. Мацкевич в своей книге «Об этом нельзя говорить громко». Правильно выражена психология русских антибольшевиков в тот период, устами подсоветского инженера, ставшего в условиях оккупации городским головой: «С немцами потом справимся, сначала нашего усатого свалить надо!» (в том же рассказе «Документы эпохи», вообще одном из самых удачных у Самарина).

Неоправдавшиеся надежды, чудовищные расправы над ними со стороны союзников… Когда, в лагерях для перемещенных лиц, «время шло такое, что войну вспоминали даже с теплым чувством».

Только и остается произнести этим лучшим сынам России наших лет надгробное слово строкою Лермонтова: «Лихая им досталась доля!».

И вот – вроде было безумие и ослепление Запада миновало; его даже и стыдиться начали. А теперь – все возобновляется опять, в самых подлых формах! И автору разбираемых произведений довелось оказаться жертвою тупоумия Америки и всесилия в ней большевицкой агентуры… Что ж: «Блаженные гонимые правды ради!»

«Наша страна» (Буэнос-Айрес), рубрика

«Среди книг», 21 июня 1986, № 1873, с. 4.

В. Синкевич, «Здесь я живу» (Филадельфия, 1988)