Миг бытия так краток. Сборник американской фантастики. 1991

Потом мы постояли еще какое-то время, и он ушел.

Насчет него я не предавался догадкам. Он был единствен­ным лицом, кого можно было не принимать в расчет, хотя ма­шину привела в движение его рука. Он никогда не держал ни на кого зла; никогда не убивал никого задаром. У него не было никаких личных мотивов убить меня. Я был уверен, что его со­болезнования вполне искренние. Конечно, мое убийство не име­ло бы никакого отношения к искренности его чувств в подоб­ном деле. Истинный профессионал должен чтить какую-ни­какую границу между собой и заданием.

Миштиго не высказал никаких слов сочувствия. У вегагцев смерть — время веселья. В духовном плане она означает с а и — завершение, фрагментацию души на маленькие, ощущающие удовольствие корпускулы, рассеивающиеся повсюду для уча­стия в великом вселенском оргазме; а на материальном уровне ее представляет ансакундабадт — церемониальная проверка большей части личных исповедей покойного, зачтение его за­вещания и разделение его богатства, сопровождаемое пыш­ными пирами, песнопением и возлияниями.

Дос Сантос мне сказал:

Случившееся с вами очень печально, мой друг. Потерять любимую женщину — все равно что потерять кровь из соб­ственных жил. Горе ваше велико, и его нельзя утишить. Онэ — как тлеющий костер, что никак не погаснет. Это печально и ужасно.

Смерть жестока и темна,— закончил он, и его глаза увлажнились.— Ибо будь ты хоть кто: хоть цыган, хоть еврей, хоть мавр или еще кто, для испанца жертва есть жертва — то, что надо оценивать на одном из тех мистически непонятных уровней, которые мне недоступны.

Затем ко мне подошла Рыжий Парик и сказала:

Страшно... Сожалею. Нечего больше сказать и сделать, но сожалею.

Я кивнул.

Ия должна вас кое о чем спросить. Но не сейчас. Позже.

Разумеется,— согласился я и вернулся к наблюдению за рекой.

После того как они все ушли, я думал об этих послед­них двоих. Они, казалось, сожалели о происшедшем не мень­ше, чем все прочие, но они наверняка как-то замешаны в деле с големом. Однако я был уверен, что именно Диана кричала, когда голем душил меня, а кричала она Хасану, чтобы тот остановил робота. Оставался только Дон, но у меня к этому вре­мени возникли сильные сомнения, что он когда-нибудь что-либо предпринимал самостоятельно, не посоветовавшись сперва с ней.

Тогда не оставалось никого. И не было никакого очевид­ного мотива... Все это, конечно, могло быть просто несчаст­ным случаем... Но...

Но меня не покидало чувство, что кто-то хотел меня убить. Я знал, что Хасан не прочь взяться одновременно за два за­дания, и для разных нанимателей, если не возникало прямого столкновения интересов противоположных сторон.

И это все очень меня радовало. Это давало мне цель, ка­кое-то дело. В любом случае, ничто не вызывает такого жела­ния продолжать жить, как чье-то желание умертвить вас,— желания продолжать жить и найти его, выяснить почему и по­мешать ему.

* *

Второй выпад смерть нанесла быстро, и, как бы мне того ни хотелось, я не смог приписать его человеческому посреднику. Это был один из тех трюков глупой судьбы, которые иной раз являются, словно незваные гости к ужину. Однако финал силь­но меня озадачил и зародил новые путанные мысли.

Произошло же все примерно так...

Веганец сидел у самой воды этого великого плодородного потока, этого стирателя границ и отца плоскостной геометрии, и делал наброски противоположного берега. Полагаю, если бы он сидел на т о м берегу, то набрасывал бы это т, но это лишь циничное предположение. На самом деле беспокоило меня то, что он ушел бродить один, спустился к этому теплому топ­кому месту, никому не сказал куда собирается идти и не взял с собой ничего смертельнее карандаша ТМ.

Тут это и случилось.

Прибитое течением к берегу старое, с оторванной местами корой бревно внезапно перестало быть таковым. В небо взмет­нулся длинный змеевидный хвост, на другом конце появилась пасть, полная зубов, а масса ножек нашла твердую опору и за­работала, как колеса.

Я заорал и схватился за пояс. Миштиго выронил блокнот и дал деру. Однако чудище настигало его, и я поэтому не мог стрелять. Тогда я бросился им навстречу, но к тому времени, когда добрался гуда, хищник уже дважды обвился вокруг него, и Миштиго сделался из голубого синим, а ужасные зубы вот- вот были готовы на нем сомкнуться.

Ну, есть один способ заставить удава ослабить хватку, по крайней мере, на мгновение. Я схватил его за поднятую голову, пока он нерасторопно созерцал свой завтрак, и сумел просунуть пальцы под чушейчатые складки по обеим сторонам этой головы. И как можно сильнее вонзил большие пальцы ему в глаза.

И тут некий великан ударил по мне Земным шаром.

Кое-как поднявшись на ноги, я обнаружил себя примерно в десяти футах от места, где первоначально стоял. Миштиго отбросило еще дальше от берега. Он как раз пытался встать, когда зверюга напала снова. Только на этот раз напала ен л на меня, а не на него.