Михаил Суслов

В 1966 году Александра Павловича Филатова избрали первым секретарем Новосибирского горкома партии. Секретарь горкома по идеологии Прасковья Павловна Шавалова предложила поставить памятник героям-сибирякам, погибшим на войне.

В ноябре 1967 года полетели в Москву на совместную сессию Верховного Совета СССР и РСФСР. Пошли к министру культуры России Николаю Ивановичу Кузнецову, бывшему второму секретарю московского горкома, – получать разрешение на строительство уже построенного монумента.

Кузнецов поинтересовался:

– А сколько стоит ваш объект?

– Тысяч, наверное, сто…

– Ну вот, а уже на пятьдесят надо разрешение даже не министерства, а правительства. Объекты свыше этой стоимости считаются государственными…

Вернувшись из Москвы, доложили первому секретарю обкома Федору Степановичу Горячеву. Попросили позвонить Суслову. Тот снял трубку.

Выслушав Горячева, Суслов коротко сказал:

– Решайте на месте.

7 ноября 1967 года монумент Славы открыли и зажгли вечный огонь.

В 1978 году Александр Филатов уже сам был первым секретарем Новосибирского обкома:

«Политбюро приняло решение: Новосибирской области сдать миллион шестьсот тысяч тонн зерна. К концу уборки мы смогли сдать миллион триста тысяч тонн. Если вытряхнуть все до последнего зернышка, область останется без кормов. А у нас одних коров тогда было более четырехсот тысяч голов. Большое стадо свиней…

Я – на самолет и в Москву.

Отправился к Кириленко.

– Ну, послушай, – как-то даже участливо посмотрел он на меня. – Мне дай бог с промышленностью разобраться. Некогда вникать еще и в эти проблемы.

И посоветовал:

– Ты иди к Суслову…

Пошел к Суслову. Это была первая в моей жизни встреча с ним. Худой. Бледный. Лицо мне показалось каким-то бесцветным. Весь облик выдавал характер жесткий и волевой. Но деваться мне был некуда, и я стал объяснять ему наше положение.

– Остановитесь, – спокойно сказал он, прямо глядя мне в глаза.

Я опешил:

– Что, Михаил Андреевич, мне больше не продолжать?

Я чувствовал себя неловко, что меня просто перебили.

– Можете больше хлеб не сдавать…

– А как же… решение Политбюро? – не веря своим ушам, смешался я.

– Мы здесь всё сами решим».

Михаил Андреевич был вполне грамотным человеком, синим карандашом правил ошибки и расставлял запятые в документах, составленных его подчиненными.

Михаил Федорович Ненашев работал в отделе пропаганды ЦК, потом стал главным редактором «Советской России»:

«Суслов был, по-моему, человеком подготовленным и квалифицированным. Мне очень импонировало, что с нами, журналистами, он всегда был предельно прост. Я не помню, чтобы он на кого-то покрикивал или что-то в этом роде. Он как раз говорил очень тихо, своим хрипловатеньким тенорком, но его всегда очень хорошо было слышно. Обычно чем выше начальник, тем тише он говорит. Суслов был из таких. Мне импонировало и то, что он был большой педант».

Но то, что восхищало аппаратчиков, было проявлением фантастического догматизма. Суслов не допускал ни малейшего отклонения от генеральной линии. Органически боялся живого слова и убирал тех, кто пытался выйти за разрешенные рамки.

Андрей Александров-Агентов:

«В отличие от большинства своих коллег, он был начитан в области марксистско-ленинской теории, но всю жизнь был человеком, не развивающим ее в соответствии с ходом реальной жизни (как к тому всегда призывали Маркс и Ленин), а ревностным хранителем уже сказанного, скрупулезным стражем марксистских догм. Это был настоящий догматик и консерватор по своей натуре.

Десятки раз я наблюдал, как при решении того или иного поставленного перед ним вопроса Суслов прежде всего задавал вопрос: “А как это делалось раньше?” Даже в мелочах быта он был воплощением консерватизма. Десятки лет ходил в глухо застегнутом длинном темном пальто, неизменных галошах, которые уже никто не носил».

Николай Егорычев рассказывал мне, что, когда он приходил к Андрею Павловичу Кириленко, тот начинал травить байки про охоту или еще про что-то. Всегда веселый, довольный. На столе у него орехи – очень любил их грызть.

Только через полчаса вспомнит:

– Ну, что у тебя? С чем пришел?

Выслушав, Кириленко недовольно говорил:

– Что ты ко мне с глупостями пристаешь? Сходи сам к генеральному, он тебе все сделает.

Суслов говорил только по делу. Не позволял себе никаких шуток, анекдотов, посторонних разговоров. Его не надо было долго убеждать, доказывать ему свою правоту. Достаточно было кратко изложить вопрос, и он сразу же высказывал свое мнение. Профессиональные аппаратчики восхищались его четкостью и деловитостью.

На секретариате он не позволял говорить больше пяти-семи минут. Если выступавший не укладывался, Суслов ледяным тоном говорил «Спасибо», и тот замолкал.

Михаил Андреевич следил за каждым словом, контролировал в партийном хозяйстве любую мелочь. Всегда интересовался, как в прошлом решался этот вопрос. Если же звучало слово «впервые», Суслов задумывался: «Впервые?» – и откладывал решение вопроса.