Михаил Васильевич Ломоносов. Том 2

Ломоносовъ удивился. Онъ зналъ, что этотъ человѣкъ, сбирающійся писать о Русской Литтературѣ , не знаетъ трехъ словъ по-Русски. Однако онъ пришелъ по его приглашенію. Профессоръ былъ очень радъ, подвивалъ своего гостя трубкою, пивомъ, и наконецъ вынулъ бумажку съ разными вопросами ( разговоръ и вопросы были на Нѣмецкомъ). Угодно-ли знать что это были за вопросы? Вотъ образчикъ нѣкоторыхъ.

«Какъ называется по-Русски

«Кто писалъ по-Русски Исторію Литтературы?

«Гдѣ и какія есть книги въ пособіе для этого ?

«Однимъ-ли языкомъ писали древніе Руссы и нынѣшніе Рускіе?

Ломоносовъ едва не расхохотался, выслушавши десятокъ такихъ вопросовъ , которые ясно показали, что Г. Историкъ долженъ начинать съ азбуки того предмета, для котораго онъ уже сбиралъ матеріалы. Но удержавши свою веселость, Ломоносовъ сказалъ:

— Любезный другъ ! Я готовъ отвѣчать на всѣ эти вопросы ; но совѣтовалъ-бы вамъ собрать побольше матеріаловъ. . ..

« О чемъ-же я и хлопочу, почтенный другъ ?» сказалъ съ удовольствіемъ Нѣмецкій ученый.

«Планъ у меня уже готовъ, система давно составлена : остается только вставлять имена и числа !... Я очень радъ, что мы сошлись съ вами въ мнѣніяхъ! очень радъ!

— Но какъ-же вы составили систему , не имѣя еще никакихъ. .. . свѣдѣній о предметѣ?

« Свѣдѣній ? Но развѣ вы не знаете, любезный другъ , что свѣдѣнія уже дѣло второстепенное; главное система. Надъ нею-то я трудился полтора года, и можетъ быть просижу еще два , и все-таки не отвѣчаю, что она будетъ довершена. Но позвольте продолжать нашъ разговоръ методически. Мы начали вопросами , которые, по благосклонности, вы обѣщались рѣшить мнѣ. . . .

— Извольте ; но я лучше напишу на этой-же бумажкѣ и отвѣты. .. .

«Э, ни, ни!» сказалъ Профессоръ, отдергивая

свою драгоцѣнную бумажку. « Тутъ все занято !... для всего свое мѣсто.

—Но, кажется, еще остается его довольно!...

«Помилуйте : это все въ графахъ ; это для отмѣтокъ. . . . Вотъ»— продолжалъ онъ, вынимая сложенную вдвое четвертку бумаги—вотъ, здѣсь, подъ буквой В, должны бытъ пространные отвѣты, потому что я буду просить васъ отвѣчать пространнѣе. Напримѣръ: « Какъ называется по-Русски Литтература?

— Да такъ-же и называется : Литтература. Иные говорятъ: Словесность.

«А! Зловесность.. ..» писалъ Нѣмецъ, выговаривая это по своему.

Ломоносовъ хотѣлъ было поправлять его, но увидѣлъ, что это завлечетъ далеко, и потому спѣшилъ отдѣлаться какъ нибудь отъ своего друга. Тотъ тщательно записывалъ все , что говорилъ ему Ломоносовъ наобумъ, и отчасти иронически , зная , что изъ этого не выйдетъ ничего , и слѣдовательно все равно , какъ ни отвѣчать.

Но ему хотѣлось послѣ этого испытать своего друга не со стороны ума, а со стороны души, и онъ завелъ рѣчь, какъ хорошо было-бы сдѣлать разныя улучшенія въ Академіи, распространить кругъ дѣятельности ея, и воспользоваться благопріятными обстоятельствами для истиннаго добра.

«Императрица благосклонно ободряетъ наши труды ; вельможи ея , просвѣщенные , мудрые, готовы на все благое,» прибавилъ Ломоносовъ.

—Да, да ! — отвѣчалъ Профессоръ.— Но, любезный другъ ! трудно !...

«Что-же можно сдѣлать безъ труда?. . . А я не вижу невозможности. Надобно только дѣйствовать прямодушно, откровенно, смѣло.

—Смѣло ! Но какъ покажется это инымъ....

«Кому инымъ? Вельможамъ или нашимъ товарищамъ ?

— Да тѣмъ и тѣмъ. . . .

« Хорошее должно показаться хорошимъ. А если-бы и случилось что нибудь затруднительное, то мы посвятили себя наукѣ и должны не щадить для нея ничего.

— Такъ! однакожъ, лучше пользоваться тѣмъ что есть. Тише ѣдешь дальше будешь. Можно быть полезнымъ и въ маленькомъ своемъ кругѣ.

« Но у насъ руки связаны !... Мы удаляемся отъ цѣли. ...

Профессоръ готовъ былъ заткнуть себѣ уши.

«Право, Г. Ломоносовъ!» сказалъ онъ: «надобно подумать о томъ, какъ-бы потихоньку прожить свой вѣкъ.

—Любезный Профессоръ! объ этомъ думаетъ уже столько людей , что надобно иногда дѣлать что нибудь другое. Надобно жертвовать собой для того дѣла , которому посвятили мы себя.

«Да, да! Однакожъ. . . . довольно если удастся сдѣлать хоть что нибудь. Слава Богу и за то !

Ломоносовъ замолчалъ и вскорѣ ушелъ отъ этого любезнаго друга Профессора.

«Вотъ люди !.. .» думалъ онъ возвращаясь домой. «Можно-ли предпринять съ ними что нибудь огромное, великое ! Къ чему служатъ

этимъ ученымъ ихъ знанія, если они всего больше дорожатъ своею бѣдною, ничтожною жизнью , своимъ жалкимъ спокойствіемъ , и сверхъ того кидаются въ пустяки! Этотъ историкъ Русской Литтературы можетъ привести въ отчаяніе всякаго , кто любитъ считать свои дни только успѣхами , пользою. Въ самомъ дѣлѣ : стоитъ-ли влачиться по землѣ восемьдесятъ лѣтъ, для того, чтобы постоянно выкуривать трубку и выпивать кружку пива , да цѣлый вѣкъ дѣлать пустыя замѣшки по системѣ ?... А они почти всѣ таковы, исключая ....