Михаил Васильевич Ломоносов. Том 2

Тутъ Ломоносовъ назвалъ въ головѣ своей нѣсколько человѣкъ изъ своихъ товарищей ; но и они были не всѣ надежны. Одинъ былъ слабъ, уязвимъ съ одной стороны, другой съ иной. Такія размышленія всегда наводили на него мрачную тоску, и онъ спѣшилъ снова углубить свой умъ въ науки , потому что съ ними чувствовалъ себя лучше, былъ счастливымъ владѣльцемъ въ своемъ царствѣ.

Глава V.

Уже около двухъ лѣтъ Ломоносовъ жилъ въ Петербургѣ, и еще никому не сказывалъ , что онъ женатъ. Нѣжныя сердца могутъ обвинять его, что онъ забылъ свою бѣдную жену, оставленную съ маленькимъ ребенкомъ и почти безъ куска хлѣба. Да, это было-бы ужасно, если-бы было такъ. Напротивъ, Ломоносовъ каждый день вспоминалъ о своей вѣрной подругѣ и своей милой дочери; но что могъ онъ сдѣлать для нихъ? Ужасный недостатокъ угнеталъ его почти во весь первый годъ жизни въ Петербургѣ ; а потомъ , когда началъ онъ получать жалованье по мѣсту Адъюнктъ-Профессора , онь долженъ былъ заплатить долги , обзавестись необходимымъ и утвердиться на своемъ мѣстѣ, чтобы объявить о своей рановременной женитьбѣ передъ цѣлымъ свѣтомъ. Между тѣмъ онъ старался скопить столько денегъ, чтобы жена могла пріѣхать къ нему. При его ограниченныхъ доходахъ это было довольно

трудно. За всѣмъ тѣмъ , онъ почиталъ себя виновнымъ противъ жены, и эта мысль наконецъ сдѣлала прискорбнымъ воспоминаніе о ней. Удивительная слабость души человѣческой ! Виновный почти не можетъ любить оскорбленнаго имъ человѣка. Тотъ самымъ именемъ своимъ напоминаетъ вину его, и чтобы забыть объ этомъ, оскорбитель, виновникъ старается забыть о немъ или охладѣть къ нему, даже оклеветать его въ собственныхъ глазахъ. Къ несчастно, такъ легко открыть слабости въ -каждомъ , и, въ свою очередь , онѣ становятся предлогомъ къ оправданію виновнаго передъ судомъ собственной его совѣсти.

Ломоносовъ не питалъ этихъ ужасныхъ чувствованій ; однако мысль о женѣ стала для него тяжелою, и онъ старался оправдать себя тѣмъ, что не въ его силахъ сдѣлать для нея что нибудь. Онъ откладывалъ, вмѣстѣ съ мыслію о ней , и мысль о бѣдственномъ ея положеніи, даже мысль о помощи ей. Но сердце его, столь чистое , полное любви ко всему благородному и прекрасному, страдало; образъ жены и маленькой дочери безпрестанно былъ передъ его глазами , не смотря на то, что онъ не говорилъ о нихъ никому и какъ-бы таилъ отъ самого себя мысль объ этихъ драгоцѣнныхъ для него существахъ.

Однажды, въ своей комнатѣ , онъ перечитывалъ какого-то изъ древнихъ ораторовъ и готовился выбрать изъ него лучшія мѣста , для рѣчи на будущемъ торжествѣ Академіи, когда къ нему вошелъ высокій, толстоватый человѣкъ, въ парикѣ, гладко насаленномъ и напудренномъ, въ опрятномъ Французскомъ кафтанѣ, съ длинными маншетами, съ лицомъ веселымъ, довольнымъ , счастливымъ. Наклонившись въ половину туловища, онъ поднялъ голову и спросилъ

улыбаясь:

—Имѣю честь видѣть знаменитаго Россійскаго стихотворца Г-на Ломоносова ?

«Я Ломоносовъ, и если угодно стихотворецъ , только не знаменитый, котораго можетъ быть вы ищете.

—О, позвольте судить объ этомъ намъ, публикѣ ! Ваша слава уже вознесла имя любимца Музъ, любимца фантазіи. ...

«Позвольте перебить вашу рѣчь: ко мнѣ-ли вы обращаетесь?

— Къ кому-же какъ не къ вамъ, если вы Г. Ломоносовъ, Адъюнктъ Санктпетербургской Академіи Наукъ, знаменитый.... Кто у насъ можетъ заслонить вамъ путъ къ славѣ?

«Но, что-же угодно вамъ?

—И такъ вы Г. Ломоносовъ ?... Прежде все

го надобно знать это.

«Да, да, я Ломоносовъ !

—Теперь—сказалъ великолѣпный разскащикъ, вынимая изъ кармана письмо и держа его двумя пальцами , почти выше головы своей — теперь имѣю честь вручить вамъ , отъ Его Сіятельства Г-на Канцлера Графа Бестужева, письмо , присланное къ нему на ваше имя, отъ Графа Головкина изъ Гаги. . . .

«Письмо? Изъ Гаги?... Позвольте, позвольте ! » вскричалъ Ломоносовъ, почти выхватилъ письмо изъ рукъ несноснаго говоруна, и взглянулъ на адресъ : рука жены его ! Это было ея письмо.

Онъ пробѣжалъ письмо , и невольно вырвались у него слова: « Боже мой ! Могу-ли я покинуть ее ? Обстоятельства мѣшали мнѣ до сихъ поръ не только вывезть ее сюда , но и писать къ ней. Теперь-же пусть она пріѣдетъ! Завтра-же пошлю 100 Рублевъ на дорогу.»

Между тѣмъ улыбающаяся фигура восхищалась глядя на Ломоносова.

—Человѣкъ великій! . . . позвольте мнѣ такъ назвать васъ.... человѣкъ великій! Я вижу, что это письмо драгоцѣнно для вашего сердца ?

« Какъ-же не драгоцѣнно , М. Г.! Оно отъ жены моей.

— Отъ вашей.... супруги ?... О , такъ я понимаю , что значили слова единственнаго, великаго человѣка , моего начальника Графа Бестужева. «Поди, Колоссовъ, сказалъ онъ мнѣ,

отдай это письмо Г-ну Ломоносову, что служитъ въ Академіи; да скажи чтобы онъ написалъ отвѣтъ и доставилъ мнѣ-же. » Я , безъ души, бѣгу, вижу васъ, восхищаюсь, и слышу вожделѣнную новость ! ...

Не смотря на свое сердечное волненіе, Ломоносовъ не могъ безъ смѣха слушать высокопарнаго Колоссова.