Михаил Васильевич Ломоносов. Том 2

Грустныя чувства послѣ смерти отца заставили Ломоносова переложить въ стихи большую часть псалмовъ, которые находимъ въ сочиненіяхъ его ; тогда-же, съ особеннымъ вдохновеніемъ написалъ онъ Оду изъ Іова. Это

перлъ въ немногихъ дошедшихъ до насъ его стихотвореніяхъ !

Но чувства его мало по малу успокоивались, яснѣли, и по возвращеніи Императрицы Елисаветы Петровны изъ Москвы, гдѣ короновалась она, Ломоносовъ написалъ оду на ед прибытіе. Послѣ страшныхъ временъ Бирона, послѣ интригъ и неустройствъ въ краткое властвованіе Принцессы Анны Леопольдовны, юная Царица дочь Великаго Петра, казалась Рускимъ ниспосланною для ихъ блаженства. Удивительно-ли, что Ломоносовъ одушевился восторгомъ и благословеніями народа, написалъ торжественную оду, и хотѣлъ, чтобы она была поднесена Императрицѣ? Тогда громкія оды почитались необходимостью во всей Европѣ, такъ что Буало просилъ наконецъ Людовика XIV не побѣждать, увѣряя, что у него, у поэта Буало, не достаетъ ни словъ, ни звуковъ воспѣть всѣ побѣды Великаго Короля. Сверхъ того, Ломоносовъ выучился писать стихи по торжественнымъ одамъ, и спѣшилъ снова показать свое искуство въ нихъ.

Ода написана; черезъ кого поднести ее Императрицѣ? Ломоносовъ перебралъ въ головѣ своей того, другаго, изъ извѣстныхъ ему вельможъ, и наконецъ остановился на Лестокѣ. Да, Лестокъ самый приближенный къ трону придворный ; онъ-же такъ милостиво сказалъ Ломоносову нѣсколько словъ. . .. Къ нему, (съ нему !

Поэтъ отправился съ одою въ карманѣ къ Лестоку.

Толпа, обыкновенное украшеніе передней всякаго вельможи, немного озадачила гордаго поэта. Онъ спросилъ у какого-то раззолоченнаго лакея, можно-ли видѣть Его Высокопревосходительство.

—Не принимаетъ!— отвѣчалъ лакей глядя въ окно.

Ломоносовъ задумался. Сердце его кипѣло ; но онъ скрѣпился и спросилъ опять , чего-же хочетъ эта толпа?

— Спросите у нихъ ! — отвѣчалъ лакей безстыдно.

«Но если не льзя видѣть Его Высокопревосходительство , то по крайней мѣрѣ могу-ли увидѣть Секретаря его?

Лакей смѣрялъ просителя глазами, И какъ-бы удивляясь простодушію его, сказалъ:

—Секретарь не принимаетъ никакихъ просьбъ безъ приказанія Его Высокопревосходительства.

«У меня и нѣтъ никакой просьбы!» возразилъ Ломоносовъ. «Мнѣ нужно сказать ему только нѣсколько словъ.

—Такъ подите къ нему, вотъ въ эту дверь: на лѣво въ третьей комнатѣ. Этотъ принимаетъ всѣхъ!—съ неуваженіемъ произнесъ лакей отворачиваясь.

Такія слова въ устахъ лакея — похвала. Ломоносовъ бодрѣй пошелъ въ указанную комнату, отворилъ дверь, и остановился, думая что не туда зашелъ. Онъ увидѣлъ знакомое, драгоцѣнное для него лицо— Селлія! Но онъ еще не вѣрилъ глазамъ своимъ и въ замѣшательствѣ сказалъ:

«Извините.... можетъ быть я ошибаюсь....

Я искалъ Секретаря Его Высокопревосходительства.

— Это я и есть !... Вы удивляетесь ? или можетъ быть не узнаете меня, старый знакомый?... Садитесь, садитесь !» продолжалъ Селлій поцѣловавъ Ломоносова и указывая ему стулъ.

— Въ самомъ дѣлѣ, вамъ странно видѣть почти монаха Селлія Секретаремъ у вельможи!

Не правда-ли ? .. .

« Признаюсь !... тѣмъ больше удивляюсь я встрѣчая васъ здѣсь , что въ Александро-Невскомъ монастырѣ мнѣ не умѣли сказать гдѣ вы.

—А вы думали, что такой важный человѣкъ, какъ Секретарь Лестока , долженъ быть извѣстенъ вездѣ ?

«Правду сказать , я ничего не подумалъ объ этомъ , и только жалѣлъ, что не могъ отыскать васъ....

— Да, Г. Ломоносовъ !... Много перемѣнъ ! много!. . . также пылинка въ этомъ политическомъ вихрѣ !... Самъ смѣюсь этому !

«Но, мнѣ кажется , при новой, благодѣтельной перемѣнѣ въ Россіи , когда люди надобны для всѣхъ частей управленія, вы можете сдѣлать много добра.

Селлій усмѣхнулся и помолчавъ сказалъ : — Ежели это не сентенція изъ стараго архива мыслей, то вѣрно вы еще худо узнали людей, мой любезный другъ! Я Секретаремъ у Лестока, потому что люблю этого человѣка и былъ пріятелемъ его еще въ то время, какъ онъ былъ простымъ лекаремъ. Но я и остаюсь только пріятелемъ его. Надѣюсь скоро опять переселиться въ свою келью и совершенно посвя тить себя Богу. Вы знаете, что это мое давнее желаніе.

«Но почему-же , позвольте спросить, если это не нескромно съ моей стороны, вы не хотите дѣйствовать на новомъ поприщѣ добра ?

— Потому что не могу. Я облегчаю нѣкоторыя трудности въ новыхъ занятіяхъ Лестока , но не могу ничего сдѣлать больше. А между тѣмъ мѣсто , которое занялъ я, есть предметъ зависти для многихъ, и они окружаютъ меня всякими непріятностями. Да и самъ Лестокъ умѣлъ дѣйствовать только тамъ, гдѣ

была нужна рѣшительность , смѣлость, минутная сила духа; но онъ не способенъ отводить удары дворскихъ козней, тянуть проволоку службы , и даже не способенъ трудиться. . . . Одинъ насмѣшливый умъ его есть уже такая помѣха. . . . Но полно объ этомъ ! Скажите лучше мнѣ, какъ вы провели всѣ эти годы, въ которые мы не видались съ вами ?