Миниатюрист

– Пусть будет угол. Гроб я хотела бы из самого лучшего вяза.

Пелликорн снова берет ручку и раскрывает книгу.

– Я прослежу. Тогда отпевание и похороны во вторник?

– Отлично.

– Хоронить лучше поздно вечером. Смрад, который поднимается, стоит вскрыть пол, сбивает прихожан с молитв.

– Понимаю.

– Сколько людей придет ее проводить?

– Немного, – отвечает Нелла. – Она вела жизнь затворницы.

Эти слова – почти вызов. Возразит ли он? Вспомнит ли про книжные лавки, которые покойная часто посещала, людей, с которыми общалась, чернокожего, в сопровождении которого ходила по городу?

Пелликорн просто поджимает губы. Затворничество – дурное слово; оно означает нежелание быть «добрым гражданином». Пристальное внимание соседей, когда все следят за всеми, – вот чем гордится этот город. Будь как все; не обособляйся от общества, не прячься от любопытных глаз.

– Церемония будет короткой. – Пастор вкладывает мешочек с гульденами между страницами книги.

– Мы не любим пышности.

– Совершенно справедливо. Что высечь на могильной плите – кроме имени и дат?

Нелла прикрывает глаза. Марин в длинном черном платье; идеальные манжеты, идеальный чепчик. Сколько страстей скрывал безупречный фасад? Публичный отказ от сладостей – и втихомолку поедаемые засахаренные орешки. Она прятала любовные записки и отмечала на картах страны, в которых никогда не была. Пренебрежительно отзывалась о кукольном доме и спала с фигуркой Отто под подушкой. Не желала вступать в брак и знала, какое имя даст дочери.

На плечи давит груз бессмысленной смерти. Так много вопросов осталось без ответа. Франс, Йоханнес, Отто – можно ли сказать, что они понимали Марин лучше, чем сама Нелла?

– Так что? – нетерпеливо спрашивает Пелликорн.

Нелла прокашливается.

– Все может измениться, – говорит она. – T’can vekeeren.

Суета

Утром в субботу Нелла берет из буфета на кухне пирог, думая, что он с ягодами. С самого приговора она почти не может есть.

Пирог оказывается с рыбой – а ведь так хотелось редкого для зимы лакомства. Суровая проза жизни. В теперешнем нервном состоянии Нелле приходит в голову, что над ней насмехается даже еда. Она уныло спрашивает себя, приготовит ли Корнелия еще когда-нибудь что-нибудь вкусненькое. Вид засахаренных орешков вызывает мучительные мысли о Марин.

В животе бурчит. Нелла идет в магазин Ханны и Арнуда, где на вывеске красуются две сахарные головы.

Арнуд говорит, не дожидаясь вопроса:

– Мы возьмем еще. Сахар идет отлично, как и медовые соты. Полагаю, вы ждете не дождетесь скинуть всю партию.

– Эй, Арну, – одергивает Ханна. – Простите, Нелла. В Гааге его так и не научили хорошим манерам.

Нелла улыбается: дело есть дело. Что мне с его манер, думает она. Хотя Ханна ей нравится: здравомыслящая, спокойная, дипломат в обсыпанном мукой фартуке.

Мне бы только продать этот сахар, а потом я засуну фигурку Арнуда в улей на городской пасеке. Нравится ему мед – пусть получает.

– Идите-ка сюда. – Ханна подзывает ее к полированной скамье перед магазином. Арнуд уходит громыхать противнями.

– Попробуйте новое питье из какао-бобов, – сердечно предлагает Ханна. – Я положила туда щепотку вашего сахара и немного ванили.

Получилось и вправду очень вкусно.

– Слышали? – спрашивает Ханна.

– Что?

– Бургомистры сняли запрет на изготовление выпечки в форме человеческих фигурок. Наши «собачки» пользовались большим успехом, однако я рада, что теперь снова можно выпекать для молодых и влюбленных предмет их воздыханий. Для вашего товара это хорошая новость.

Нелла благодарно сжимает в руке терракотовую чашку. Новость действительно хорошая – только недостаточно хорошая, чтобы побороть овладевшую ей сокрушительную тоску.

– Мне надо бежать.

Ханна внимательно на нее смотрит.

– Конечно.

Она знает – или Корнелии все-таки удалось удержать язык за зубами?

– Спасибо вам, – кивает Нелла. – Спасибо за дружеское участие и что купили сахар.

– Я бы что угодно для нее сделала, – говорит Ханна.

Нелла представляет Ханну и Корнелию в сиротском приюте – о чем они мечтали, какой давали зарок?

Ханна понижает голос.

– С тех пор, как я вышла замуж… – Она обрывает фразу, через плечо оглядывается на Арнуда. – У меня нет ни минуты свободной. Работа в магазине, одна работа.

– У вас есть Арнуд.

Ханна улыбается.

– Это да. Он не злой. И не эгоистичный. Я хорошо устроилась. – Она наклоняется вперед и шепчет: – Мы купим у вас весь сахар. Постепенно. Мало-помалу.

Нелла тоже смотрит в сторону кухни.

– Но что скажет Арнуд? Я не могу сбавить цену.

Ханна пожимает плечами.

– Это ведь и мои деньги. До замужества я старалась заработать и скопить как можно больше. Мой брат играл от моего имени на бирже; как только накопилось достаточно, я велела ему остановиться. – Она вздыхает. – Арнуд восхваляет мои таланты, но он, похоже, забыл про источник половины своего капитала. И ему нравится новая роль торговца сахаром. Это повысило его статус в гильдии кондитеров. Вероятно, его назначат старейшиной. Товар хороший; вот они и решили, что Арнуд тоже хорош.

Ханна продолжает с улыбкой: