Миниатюрист

– Новые рецепты, планы расширения… Со следующей партией сахара он планирует поехать в Делфт и Лейден, а потом в Гаагу. Я его хвалю.

– Вы поедете вместе?

– Кто-то должен остаться в магазине. Мы возьмем еще триста сахарных голов. И дадим вам шесть тысяч. Россыпи сахара мне милее, чем россыпи бриллиантов, дорогая госпожа Брандт.

Что жена кондитера здесь покупает – доброе отношение или минутку отдыха от тяжкой работы? Неллу радует предложенная сумма.

– Если не торопиться, – говорит Ханна, – выгодно будет всем.

Нелла быстро шагает к ратуше. Стражник пропускает ее в ворота, и она знакомым коридором идет к камере Йоханнеса. Разрешение остаться подольше обошлось в три гульдена. Чем меньше времени остается Йоханнесу, тем дороже стража оценивает время его существования. Впрочем, если понадобится, Нелла готова заплатить вдесятеро больше.

Сегодня от стражника ощутимо несет розовой водой и тыквой. Он пересчитывает деньги, зажимает монеты в кулаке, кивает и закрывает дверь.

Кто-то – Корнелия? – побрил Йоханнеса, и теперь, без щетины, еще виднее, как он исхудал, как ввалились скулы. Надо было принести ему новую рубашку, думает Нелла, рассматривая при тусклом свете, во что превратился ее аккуратный муж. Не одежда, а тряпье. Нелла сглатывает, стараясь прятать лицо в тени. Йоханнес садится на соломенный тюфяк, оперев голову на сырой кирпич, неловко вывернув длинные ноги.

Он невероятно похож на Марин. Гордый, в каком-то смысле привлекательный даже сейчас. У нее перехватывает горло. В углу навалены экскременты, кое-как закопанные в солому.

Нелла отводит глаза.

Если я расскажу ему все как есть, кого он посчитает предателем? Как визжал Джек, обращаясь к Отто: «Он знает, он про тебя знает!» Йоханнес однажды подверг сомнению добродетельность Марин, во время того спора в гостиной, – а потом она сказала, что забрала у брата кое-что, ей не принадлежащее. Неужели он знал? Это кажется невероятным; впрочем, в отношении Йоханнеса многое кажется невероятным. Они с Марин рвали Отто на части, пытаясь перетянуть каждый на свою сторону, предъявляли на него притязания, как на спорную территорию.

Два оставшихся пирожка так и лежат рядом с Йоханнесом.

– Съешь, пока свежие, – просит Нелла.

– Иди сюда, – зовет он в ответ.

Каким хрупким, каким надломленным он кажется! Из глаз ушел свет. Нелла почти физически ощущает, как растворяется в воздухе его дух, был – и почти не осталось! Хочется ухватить, зажать в горсти, не отпускать.

– Я продаю сахар, – говорит она и садится рядом. – Мне помогает кондитер.

Йоханнес слабо улыбается.

– Не думаю, что ты успеешь к завтрашнему дню.

Нелла удерживает в горле спазм. Похоже, Корнелия сдержала обещание и ничего не сказала. Промолчать? Рассказать? И то и другое невозможно. Умерла Марин, противоборствующее второе «я». Почему они лишают его права оплакать сестру?

– Мерманс ни за что не возьмет при теперешних обстоятельствах взятку, ни за что, – говорит Йоханнес. – В конце концов, не все продается и покупается. Марин права, нельзя обменять деньги на абстракции. Уж точно не на предательство.

Нелла вспоминает Лисбет, заламывающую цену за молчание.

– Это же Амстердам…

– …где маятник качается от Бога к мамоне. Франс утверждает, что желает спасти мою душу, но где-то в глубине собственной души он злится, что я не продал его сахар. Называя меня содомитом, он в какой-то мере сражается за сахарные головы.

– Это единственная причина, Йоханнес, – месть?

Он сумрачно смотрит на нее; Нелла ждет. Вот сейчас, сейчас он скажет об отказе Марин выходить замуж. Однако Йоханнес хранит верность до конца.

– Сахар значил для него очень много. А я вел себя недостаточно трепетно.

– Почему ты так поступил? Из-за Джека?

– Нет. Алчность Франса и Агнес видна с первого взгляда, и я испытывал отвращение.

– Ты же купец, а не философ.

– Чтобы вести торговые дела, вовсе не требуется алчность, Нелла. Я мало набрасываю для себя.

– Чтобы хватало на картофель?

Он улыбается.

– Именно. И ты права, я не философ. Я просто человек, которому посчастливилось совершить плавание в Суринам.

– Ты сказал: сахар был хорош.

Йоханнес мрачно оглядывает камеру.

– Угу. И какая награда? Секрет торговли не в том, чтобы много получать, а в готовности в любой момент понести потери.

Перспектива самой главной потери встает во весь рост.

– Я неправильно оценил ситуацию, – говорит он. – Старые язвы. Впрочем, теперь неважно, ничего уже не поделать. Сначала меня залила слезами Корнелия, теперь вот ты начинаешь. Могла бы принести рубашку. Кошмарная жена, – ворчит он и сжимает ее руку. – Скажи Марин, чтобы не приходила. Незачем ей видеть, во что я превратился.

Нелла глотает соленые слезы.

– Йоханнес, почему Джек тебя предал?

Он проводит рукой по поседевшим волосам.

– Деньги, полагаю, и то, что деньги могут дать. Другого объяснения мне в голову не приходит.

Тишина сгущается; Нелла видит, как Йоханнес пытается побороть страх.

– Жалко, ты не слышала показания Агнес. У нее и так неважно с выдержкой, а в тот момент она была совершенно не в себе.