Из состояния жалости к себе ее выводит чей-то шепот. Садясь на постели, Нелла ощущает в воздухе аромат лилии. Даже мне он уже не нравится… Она открывает дверь и прислушивается. В коридоре лютый холод, однако из передней отчетливо доносятся торопливые голоса. Говорящие взволнованы или напуганы и, безусловно, неосторожны, ибо шепот слышно по всему дому.
Голоса стихают, и Нелла думает, не разыгралось ли у нее воображение. Затем хлопают двери, и вновь воцаряется тишина. Она пробирается по коридору, прижимаясь лбом к балясинам перил, и тщетно вслушивается. Вокруг тихо, словно говорившие ушли сквозь стены.
Рядом неожиданно раздается какое-то царапанье, и волосы у Неллы на руках встают дыбом. От страха сводит живот, и она смотрит под ноги, откуда все явственнее доносится странный шум, – но это всего-навсего Резеки. Борзая глядит на нее снизу вверх и убегает прочь, плавная, как вода. Без хозяина, точно упавшая с доски шахматная фигура.
Жена
Корнелия с самого утра возится на кухне, готовясь к торжественному ужину. Предстоит подать роскошные блюда, щедро приправленные восточными пряностями из путешествий Йоханнеса.
Сойдя вниз в полдень, Нелла обнаруживает Корнелию с двумя огромными кочанами капусты.
– Есть хотите? – спрашивает служанка, поднимая глаза на молодую госпожу, которая маячит на пороге вместе с Даной.
– Как волк, – отвечает Нелла, выискивая на ее лице следы бессонной ночи. Но если на нем что и написано, то только крайнее возбуждение.
– Раз-два – и подай им ужин! Пока все не будет готово, обходитесь поджаренным хлебом с селедкой. Так распорядилась госпожа Марин. Надо закончить с капустой. – Увидев лицо Неллы, она смягчается и подвигает тарелку с горой маленьких блинчиков, обсыпанных сахаром. – Вот, попробуйте. С пылу с жару!
– А что тебе тогда дала в лавке Ханна?
Дана занимает свое место на лежанке у плиты, а рука Корнелии застывает над капустой. Кожа на ней красная, словно содранная, а ногти белые от постоянного мытья.
– То, что вы сейчас кушаете.
Корнелия подается вперед. Какие у нее огромные глаза! Невероятно голубые, с черным ободком.
– Остатки лучшего сахара Арнуда. Ханна права. В этом городе продают столько всего негодного. Очень жаль, что хозяин пускает весь запас Агнес за границу.
Такая откровенность пробивает панцирь, и Неллу захлестывает волна тепла. Даже капуста сияет в ласковом свете открытой плиты, точно зеленое небесное тело.
Глотнув студеного воздуха, Нелла закашливается от запаха нечистот. Летом на канале сущий ад, думает она, шагая по Золотой излучине. А пока идти вот так одной – настоящее удовольствие. Женщина без сопровождения, как заметил в лодке муж, здесь не редкость, и Нелла не чувствует на себе пристальных взглядов. Она идет по Вейзелстрат, пересекает Регулирдварстрат и, спросив дорогу, выходит на Калверстрат. Быстро отыскав солнце с девизом: «Все, что вокруг, мы считаем игрушкой», она стучит в тяжелую дверь. Улица пустынна – люди предпочитают оставаться дома, в тепле. Дыхание превращается в облачко пара. Она стучит снова.
– Откройте!
Пожалуйста, ответь!
– Откройте! Это Нелла Ортман. Петронелла Брандт. Нам нужно поговорить! Вы послали мне предметы, которые я не заказывала.
Нелла прижимает ухо к массивной двери, тщетно стараясь различить шаги. Затем отступает и глядит на темные окна. Все тихо. Тем не менее в доме явно живут.
Неожиданно в окне появляется лицо, и Нелла, отходит на середину улицы. От изумления у нее перехватывает дыхание. Даже сквозь толстое, покореженное стекло эти волосы невозможно не узнать. Женщина из церкви!
Лицо словно бледная монета, светлые сияющие локоны. Незнакомка опирается ладонью на оконное стекло и замирает, спокойно разглядывая улицу.
– Вы?! – произносит Нелла. – Почему?..
– Она не выйдет, – перебивает мужской голос. – Зря стараетесь. Скоро сообщу о ней куда следует.
Нелла оборачивается и сглатывает. На некотором отдалении, рядом с лавкой, где торгуют пряжей, сидит человек с оспой, Рябая Рожа, который обозвал Отто животным и пререкался с Корнелией. Сейчас, вблизи, видно, что его кожа вся в розоватых щербинах, точно морская губка.
Нелла оглядывается на окно. Женщина исчезла, и дом теперь кажется мертвым, необитаемым. Нелла бросается к двери и колотит что есть силы, будто хочет этими ударами вернуть его к жизни.
– Говорю же, она не откроет. Сама себе хозяйка.
Нелла прислоняется спиной к двери.
– Кто она? Скажите, кто она!
Мужчина пожимает плечами.
– Шут ее знает! Из нее слова не вытянешь. Странный выговор.
– Как это «шут ее знает»? Я не верю!
– Не все же суют нос в чужие дела, барышня! Она себе на уме.
Нелла переводит дыхание.
– В Реестре Смита по этому адресу значится мастер-миниатюрист. А вы утверждаете, что здесь живет только эта женщина?
Рябая Рожа стряхивает со штанов обрывки шерсти.
– Утверждаю. И потом, поди гадай, что она там делает…
Одинокая женщина в сердце Амстердама под самым носом у бургомистров, гильдий и лицемерных пуритан вроде Рябой Рожи? Невероятно! Что за мысли роятся под шапкой светлых волос? Почему она шлет ей без спросу эти потрясающие вещицы?