Миниатюрист

Сладкий завиток тает у Неллы на языке, гранулы мгновенно растворяются, оставляя привкус ванили. До чего вкусно! Марин стискивает ложку, не глядя отправляет сахар в едва приоткрытый рот и быстро глотает.

– Исключительно! – произносит Марин, натянуто улыбаясь.

– Еще? – спрашивает Агнес.

– Что скажешь, Корнелия? – перебивает Йоханнес.

Марин предостерегающе смотрит на служанку.

– Очень хороший сахар, мой господин. Восхитительный!

Нелла впервые видит Корнелию столь робкой.

– А ты, Отто?

– Хвала Всевышнему, Брандт, этот сахар должен нас обогатить! – вмешивается Агнес.

Йоханнес с улыбкой берет вторую блестящую стружку. Отто деликатными, скупыми движениями вытирает рот.

– Когда в Венецию? – допытывается Мерманс. – Палаццо да гондолы… Твой дом родной.

Марин, которая занималась второй порцией сахара, кладет ложку.

– В Венецию?

– Что такое гондола, дорогой? – осоловело спрашивает Агнес. Ее глаза блестят от рейнского вина и желания быть любимой.

– C’est un bateau [7].

– А-а.

– В этом месяце. Может, присоединишься, Франс? А, забыл! – Йоханнес поднимает палец. – Твоя морская болезнь.

Мерманс фыркает:

– Мало кто ею не страдает.

– Справедливо. – Йоханнес осушает бокал. – Но всегда найдутся те, кому качка не страшна.

Марин встает из-за стола.

– Петронелла, сыграй нам на лютне!

– На лютне? – Вспоминая, как золовка запретила ей трогать инструмент, Нелла не в силах скрыть изумления.

– Именно так.

В третий раз за вечер их глаза встречаются, и Нелла, видя усталость на ее лице, воздерживается от протестов.

– Разумеется, Марин. Разумеется.

* * *

Играть на лютне – удовольствие, однако еще приятнее перебирать пальцами наспех настроенные струны и видеть лица рассевшихся подковой благодарных слушателей – в кои-то веки Нелла в центре внимания! Послушать пришли даже Отто и Корнелия.

Уменьшившаяся в размере сахарная голова снова перекочевала в мешочек Агнес. Тишину нарушает лишь незамысловатая мелодия горькой песни об утраченной любви. Йоханнес смотрит на молодую жену почти с гордостью. Марин вперила взгляд в огонь, Агнес кивает не в такт, а ее муж беспокойно ерзает в кресле.

Вскоре Мермансы откланиваются, обещая в ноябре еще раз поговорить с Йоханнесом по поводу сахара. Закрыв дверь, Марин вздыхает.

– Ушли, слава богу!.. Утром закончишь, – обращается она к Корнелии, которая почти не верит в свое счастье – не придется всю ночь мыть посуду.

Развеселившись после своего триумфа, Нелла с лютней в руках прислонилась к окну и наблюдает, как Агнес и Франс спускаются с крыльца.

– Черепаховая отделка! – Агнес или не соизволит, или, опьяненная вином, просто не может говорить тихо. – С оловянными прожилками!

– Тише.

– Какой странный свадебный подарок! Этих великих не поймешь! Мы купим мне такой же, Франс, даже лучше! Скоро будут деньги.

– Не стал бы я называть Йоханнеса великим…

– Хвала Всевышнему, ты видел, какое у Марин было лицо, когда она пробовала сахар? Сколько я этого ждала! Франси, Господь милостив…

– Да придержи ты свой несносный язык!

Агнес наконец замолкает, и тишина больше не нарушается.

Покинутая

К тому времени, как Нелла встала, Корнелия уже затопила камин. Нелла одевается сама. Корнелия, разумеется, заточила бы ее в китовый ус, но она решает обойтись рубахой и простым корсажем.

– Почты нет?

– Нет, моя госпожа. – В голосе Отто сквозит облегчение.

Слова Агнес все еще звучат у нее в ушах. «Франсу приятно»… Хотя игра на лютне и поддержала ее дух, в целом вечер оставил послевкусие неудовлетворенности.

У Неллы нет желания в чем бы то ни было подражать Агнес, и все-таки эта женщина знает о семейной жизни больше, чем кто-либо в этом доме. Нужно хвалить Йоханнеса при людях, думает Нелла. Тогда он, возможно, вскоре ответит мне тем же. Она решает устроить ему сюрприз – навестить его в конторе, а после сходить к дому с солнцем. Если Рябая Рожа не околачивается вокруг, загадочная незнакомка, быть может, согласится поговорить.

Хотя комнаты снова обрели безупречный вид, дом притих, будто выбился из сил после битвы. Дверь кабинета отворена, и Нелле видны карты и раскиданные по полу бумаги.

Она бредет в столовую и, завидев Марин, изумленно останавливается. Золовка запахивает капот, под которым надеты только рубаха и юбка. Светло-каштановые волосы, источающие слабый аромат мускатного ореха, свободно рассыпались по плечам. Словно видишь Марин сквозь волшебное стекло, которое смягчает краски и делает их более глубокими.

– Йоханнес уже ушел на Хогстратен? – спрашивает Нелла.

Отто наливает кофе, терпкий запах будоражит чувства. С кофейника падают и растекаются по скатерти две капли, словно необитаемые острова на карте. Отто сосредоточенно их разглядывает.

– А в чем дело? – осведомляется Марин.

– Хотела спросить его, где Берген.

– В Норвегии, Петронелла. Не мешай ему.

– Но…

– На что тебе сдался Берген? Там всего-навсего торгуют рыбой.