Миниатюрист

Следующий – Отто с волосами из крашеной овечьей шерсти. Он тоже худой, но явно бодрее Йоханнеса. Нелла трогает его плечи и отдергивает руку – под простой одеждой лакея прощупываются бугры мышц.

– Отто! – зовет она вслух и чувствует себя дурочкой, когда кукла не отвечает.

Теперь Марин. Серые глаза устремлены к невидимому горизонту. Узкое лицо, строгие губы… Скромное, как и положено, платье: черный бархат, простой кружевной воротник. Нелла завороженно проводит пальцами по тонким запястьям, худым рукам, высокому лбу и непреклонной шее. Вспоминая слова Корнелии, засовывает палец под корсет и… нащупывает тонкую соболью шкурку.

Боже всемогущий! Что происходит? Так далеко миниатюристка еще не заходила. Золотой ключ, колыбель, собаки – теоретически все эти предметы можно найти в любом зажиточном доме. Но куклы – иное дело! Откуда мастер знает, что Марин носит мех и что Пибо улетел?

Ты думала, что хранишь свои тайны за семью замками, говорит себе Нелла, а эта женщина видит тебя насквозь! Она видит нас всех! Проведя дрожащим пальцем по кукольной юбке из превосходной черной шерсти, Нелла прячет фигурку золовки за кресло в углу миниатюрной гостиной, подальше от любопытных глаз.

Следующая кукла – мужчина ростом чуть ниже Йоханнеса, со шпагой и в большой широкополой шляпе. Бочкообразное тело обтянуто мундиром гвардии святого Георга. Крупное лицо выполнено грубее, и все же Нелла тотчас узнает Франса Мерманса. За ним идет Агнес с осиной талией и пальцами в кольцах из крошечных осколков цветного стекла. Более худое, чем запомнилось Нелле, лицо обрамлено черной накладкой для волос, на которой красуются знакомые белые точечки жемчужин. На шее у нее большое распятие, а в руке коническая сахарная голова, размером не больше муравья.

Когда из бархатной материи выпадает восьмая и последняя фигура, Нелла вскрикивает. Она поднимает с пола Джека Филипса в кожаных сапогах, камзоле и белой рубахе, манжеты которой выбиваются наружу. Знакомые растрепанные волосы и вишневый рот. Почему мастер напоминает об этом ужасном мальчишке? Зачем он мне?

Куклы, эти удивительные маленькие копии живых людей, сделанные с такой наблюдательностью и вниманием к деталям, молча смотрят на нее с синего бархата. Силясь сохранить спокойствие, Нелла одну за другой прячет их по темным углам миниатюрного дома.

Они не опасны, так ведь? Однако необычные игрушки – за гранью обыденности, в них скрыт какой-то тайный, неуловимый смысл.

Остался маленький черный сверток. Нелле боязно его открывать, но искушение слишком велико. Развернув материю, она решает, что, наверное, повредилась рассудком. Бойкими черными глазами на нее глядит зеленая птичка. Настоящие перышки, очевидно, позаимствованы у какого-то несчастного создания. Крошечные лапки из проволоки покрыты воском, и их можно загибать на любую жердочку.

Мир Неллы сжимается и одновременно кажется как никогда громоздким.

Она резко оборачивается – быть может, миниатюрщица здесь в комнате, прячется под кроватью? Нелла опускается на корточки, резко отдергивает занавесы, желая застать ее врасплох, и даже проверяет в кукольном доме. Девять пустых комнат будто смеются над ее наивностью. Ты витаешь в облаках, Нелла, ругает она себя. Всё твои фантазии и разгулявшееся воображение. Пора бы уже оставить девочку из Ассенделфта в прошлом!

Вдоль канала спешат прохожие. На Херенграхт сегодня не протолкнуться – лед мешает передвижению на лодках. На углу топает ногами, чтобы согреться, торговка рыбой, идут закутанные от стужи дамы и господа в сопровождении слуг. Некоторые глядят вверх на Неллу, поворачивая головы, точно подснежники к зимнему небу.

У моста мелькает копна золотистых волос. Это она, никаких сомнений!.. Кожу Неллы снова покалывает, а живот сводит. На мосту довольно людно. Нелла еще больше высовывается из окна. Да! Сияющие волосы в толчее темных подгоняемых морозцем фигур.

– Стойте! – кричит Нелла. – Почему вы это делаете?

Снизу раздается женский смех:

– С ума сошла!

А миниатюристка исчезла, и вопрос повис в воздухе.

Написанное по воде

Нелла сбегает по парадной лестнице, поглубже засунув крошечного Пибо в карман, и, как была в домашних башмаках, направляется к выходу. Однако взволнованные голоса Марин и Йоханнеса в столовой заставляют ее замереть на месте. Она колеблется, разрываясь между желанием бежать вдогонку за миниатюристкой и подслушать скандал между братом и сестрой.

– Ты сказал, что поедешь, Йоханнес, и ты должен ехать, – говорит Марин низким раздраженным голосом. – Я вызвала лодку, тебя отвезут на пристань. Корнелия уже сложила вещи в дорогу.

– Что?! Я поеду через пару недель. Времени предостаточно.

– На дворе ноябрь! Подумай, сколько сахара нужно кондитерам на праздники. В декабре слишком поздно, и сырость на складе погубит товар…

– А как насчет моих костей? Ты полагаешь, легко скакать с борта на борт в такую погоду? Да ты понятия не имеешь, каково это – пожимать бесконечные потные руки, говорить по-итальянски и ужинать с кардиналами, которые не думают ни о чем, кроме своих за́мков в Тоскане.

Марин фыркает: