Она смотрит в окно, восхищаясь белой полосой льда. Подернутый инеем, город прекрасен. Воздух свеж, кирпичи кажутся ярче, а крашеные окна глядят на улицу, точно ясные глаза. К своему удивлению, Нелла замечает спешащего вдоль канала Отто. Забыв про завтрак и теплую одежду, она сует письмо в карман и торопливо следует за ним.
Отто пересекает площадь Дам, проходит мимо огромного нового здания ратуши, где, быть может, прямо сейчас трудится Франс Мерманс. Продай их сахар, Йоханнес! Посылая мужу эту мысль, Нелла спешит по песку, который насыпан на скользкие булыжники. Вновь вспоминается Марин, вопрошающая пустоту: «Что ты наделал?» Лучше бы Мермансов вообще не было в их жизни.
После сдержанности Дня святого Николая амстердамцы, видимо, решили вволю насладиться жизнью. Солнце стоит высоко, величавый перезвон колоколов Старой церкви летит над сверкающими крышами. Четыре колокола трезвонят, возвещая скорое появление Младенца Христа, а пятый – Божий голос, низкий и протяжный, – отмеряет глухие удары. Музыке, призывающей к покорности, очевидно, дозволено быть громкой.
В воздухе пахнет мясом, а напротив главного входа в церковь наскоро соорудили лавку, торгующую пряным вином. Пастор Пелликорн выходит прогнать виноделов, и горожане тоскливо смотрят на ломящийся от винных чаш стол.
– Непробиваемый, как чушкина задница, – бормочет прохожий. – Гильдии дали разрешение градоправители!
– Господь превыше гильдий, друг мой, – важно заявляет его приятель.
– Пелликорн ждет не дождется, чтобы мы так думали.
– Не вешай нос! Смотри-ка, что у меня есть! – Под полой две плоские бутыли с горячей красной жидкостью. – С апельсином!
Друзья спешат в менее благопристойное место; Нелла радуется за них и, еще больше, за Отто – хотя бы эти двое не стали на него пялиться. Она ловит на себе взгляд Пелликорна, но притворяется, что не замечает.
Отто входит в храм, опустив голову. Нелла идет за ним и вздрагивает, ибо в церкви еще холоднее, чем на улице. Даже увлеченная слежкой за Отто, она невольно трогает в кармане письмо и высматривает на фоне скучных бело-коричневых стен путеводную звезду золотых волос миниатюристки. Разве не удивительно, что в эти посвященные Господу дни таинственная женщина придет сюда помолиться о родных и попросить о снисходительности властей? Нити Неллиного воображения переплетаются, наскоро сметывая разговоры и украшая их вышивкой. Кто вы? Почему? Чего хотите? Но вот незадача: к мастеру, очевидно, нельзя попасть напрямик – она тут же исчезает. А вместе с тем то и дело оказывается рядом, наблюдает, ждет… Кто из нас охотник и кто добыча?
Нелла провожает глазами Отто. Свободных мест сегодня сколько угодно. Лишь кое-где сидят в одиночестве те, кому больше некуда пойти. Разумеется, ведь Богу здесь поклоняются сообща, дабы продемонстрировать окружающим свое усердие. Вот только молитва от этого не станет чище… Отто садится, а Нелла потихоньку наблюдает за ним из-за колонны.
Его губы лихорадочно складывают слова – он почти в отчаянии. Удивительно, что он сюда пришел, да еще один! Что привело его, темнокожего и преследуемого насмешками, в дом Божий? Нелла видит, как он судорожно заламывает руки, и хочет к нему подойти, однако останавливается. Негоже навязываться, когда он в таком состоянии.
Нелла ежится от холода. Ее взгляд бежит по стульям, беленым стенам и потолку со старыми католическими картинами. Так хочется, чтобы вновь появилась миниатюристка! Кто знает, не прячется ли она сейчас здесь, тайком наблюдая за ними обоими?
За спиной неожиданно гудит орг
Ее касается чья-то рука. Нелла зажмуривается еще сильнее. Свершилось! Это она, та женщина!..
– Госпожа Брандт!
Нелла открывает глаза и видит перед собой Агнес Мерманс. С прошлой встречи она похудела, непримечательное лицо осунулось и на фоне кроличьего и лисьего меха кажется бледным пятном. Она все еще держит Неллу за рукав.