– Госпожа Брандт! Что случилось? Вы так легко одеты. На мгновение я решила, что на вас снизошел Дух Святой!
– Госпожа Мерманс! Я пришла… для молитвы.
Агнес берет ее под руку.
– Или проследить за дикарем? Очень разумно! Лишняя предосторожность не помешает. А что это он такой встревоженный? – Агнес издает характерный сухой смешок и закутывает Неллу в свою лисицу. – Идемте!
Нелла вновь чувствует фруктовый запах ее помады для волос.
– Что-то Марин давно не видно, – замечает Агнес, беспокойными пальцами приглаживая лисицу на шее собеседницы.
Нелла не замечает на ее руке ни одного кольца. Агнес без колец все равно что полуголая. Орга́н внезапно смолкает, и Агнес вздрагивает, скрывая волнение за внешним лоском.
– Да и Брандт куда-то пропал!
– Мой муж в отъезде.
Ноздри Агнес гневно раздуваются.
– В отъезде? Франс не сказал!
– Возможно, не знал. Насколько мне известно, Йоханнес трудится вам на благо. В Венеции. – Нелла делает попытку высвободиться. – Мне пора домой, госпожа Мерманс. Марин нездоровится.
Она надеется с помощью лжи сбежать. Увы. Глаза Агнес округляются.
– В самом деле? Что с ней?
– Зимняя хворь.
– Но Марин никогда не болеет! Я бы прислала своего лекаря, только она им не верит.
Тишину вновь сотрясают один за другим органные звуки. На вкус Неллы, удивительно негармоничные.
– Она поправится, госпожа Мерманс. В это время года все простужаются.
Агнес опять вцепляется ей в рукав.
– То, что я скажу, быть может, быстро поставит нашу больную на ноги! Передайте ей, что все мое наследство по-прежнему томится на складе. – Она почти шипит. – На тростниковые поля нельзя рассчитывать – кто знает, когда ждать следующего урожая?! Ваш муж не продал ни одной сахарной головы. А теперь, судя по всему, отправился в Венецию с пустыми руками! Нам нужны деньги!
– Он отправит сахар позже. Его слова достаточно…
– Франс был на складе и видел своими глазами. Когда он рассказал, я даже не поверила! Загружено до потолка! «Еще немного – и он кристаллизуется, Агнес». Наши деньги сгниют, прежде чем мы успеем подержать их в руках!
Нелла слушает все более распаляющуюся Агнес, а в груди вибрируют органные ноты. Она выглядывает из-за колонны, ища глазами Отто, но его и след простыл.
– Будьте покойны, госпожа Мер…
– Мой муж не позволит делать из себя идиота! – перебивает Агнес. – Он не хотел поручать дело Йоханнесу Брандту, настояла я. Я! Брандты считают, что им все позволено. И напрасно! Не шутите с ним! И со мной!
Агнес отходит так же быстро, как и появилась. Нелла смотрит на ее торопливую походку и поникшие плечи. Куда девалась былая грация? Агнес открывает небольшую боковую дверь и покидает церковь.
Нелла решает немедленно сообщить Марин тревожные вести. От ярости Агнес у нее голова идет кругом. Миниатюристке в который раз придется подождать. Отправлю с письмом Корнелию, думает Нелла и быстрым шагом направляется в сторону Херенграхт.
Еще на пороге она понимает: происходит что-то неладное. Входная дверь распахнута, свет с улицы выхватывает кусок темной передней. В доме лают собаки. Помедлив, она бесшумно поднимается по ступеням и заглядывает внутрь.
Сначала она замечает его сапоги. Мягчайшая телячья кожа, уже слегка потертая. При виде их ей становится дурно. В ужасе она смотрит, как ей навстречу с искаженным злобой лицом шагает Джек Филипс.
Первые трещины
Они встречаются взглядами. Джек похудел, небрит, сияющая кожа потускнела, под глазами залегли лиловые тени. И все же он по-прежнему красив. В последний раз она видела его без рубахи, лоснящимся от мужниного пота, и от этого воспоминания ей становится трудно дышать.
Прибежавшая на помощь с кухни Корнелия старается его вытолкать.
– Погодите! Госпожа Брандт, у меня для вас кое-что есть. – Он невинно вскидывает руки.
Снова необычный английский выговор – ему никак не дается раскатистая голландская речь. Джек сует руку за пазуху, и Корнелия настораживается, словно кошка.
– Опять я на посылках…
– Что? Ты должен стеречь наш сахар! Йоханнес сказал…
– Что ж вы пищите, точно мышь!
Он вытягивает руку, словно принесенная им вещь загладит дерзость. Нелла выхватывает у него маленький сверток со знакомым черным изображением солнца, не желая, чтобы он даже пальцами его касался.
Белая от страха Корнелия спешит наверх.
– Мне надо с ним поговорить, – заявляет Джек. – Он уже вернулся? Йоханнес! Ты в кабинете?
Наверху со щелчком открывается дверь, и Нелла слышит шепот горничной.
– Он и правда подался в Венецию? – осведомляется Джек. – Очень на него похоже!
Нелла вспыхивает, ощущая близость этих двух мужчин – близость, в которой ей отказано.
– Променял нашу площадь Дам на Риальто, – ухмыляется Джек и, понизив голос, заговорщицки произносит: – Вы поверили, что он поехал заниматься делами?
– Как ты смеешь являться…
– Я знаю о нем столько, сколько вам и не снилось. В Венеции никто не занимается делами. В Милане – другое дело. Но Венеция – это темные каналы, куртизанки и мальчики, словно мотыльки летящие на яркое пламя!