Миниатюрист

Возвратив Джека в кукольный дом (теперь он больше соответствует мрачной реальности), Нелла достает еще одно болезненное напоминание – фигурку Резеки. Йоханнесу следовало бы взять тебя с собой, говорит она. Как рассказать мужу, что случилось с его любимицей? Подарю тебя ему на память, решает она и краснеет от мелькнувшей в голове мысли: пусть напомнит мужу, каков на самом деле его Джек!

Пальцы Неллы внезапно застывают на собачьей шее. Нелла подходит к окну, вглядываясь в неровное, почти крестообразное пятно. Бурая отметина видна совершенно явственно. Сердце начинает колотиться, во рту становится сухо. Пятно здесь уже было? Она не рассматривала.

Возможно, миниатюристка, работая кистью, случайно брызнула краской? Не заметила оплошности и тонкие линии расплылись? Нелла едва не роняет фигурку с дьявольским крестом на четко очерченной голове и содрогается, отнюдь не от холода.

Нужно успокоиться. Кукла Джека вернулась в целости и сохранности, значит, миниатюристка не знала, что сделает Отто. Так что же такое эти фигурки: эхо или предвестники? Или просто удачная догадка?

Надо сходить на Калверстрат. И на этот раз не отвлекайся – стой там, пока она не откроет. Даже если придется весь день провести в обществе Рябой Рожи!

Нелла кладет собаку обратно в кукольный дом, а в ее голове проносится разговор Корнелии и Марин о католических идолах. Горничная ляпнула, что с этими фигурками никогда не знаешь – возьмут да оживут. И вот сейчас игрушечная Резеки пульсирует неведомой силой, и сам кукольный дом как будто светится, выставляя напоказ роскошную черепаховую отделку. Нелла пристально смотрит на собственную фигурку с крошечной птичьей клеткой в руке – пустые золотые сети. Она мысленно повторяет предыдущие послания мастера: все может измениться; каждая женщина – архитектор собственной судьбы; сквозь тернии в жизнь…

Только кто пробивается в жизнь и кто архитектор – я или миниатюристка? Встает старый вопрос, на который нет ответа: зачем она это делает? Будь ты тюльпан или турнепс, в конечном итоге мы все от кого-то зависим. Резеки мертва, Пибо улетел, Джек на свободе, а невостребованный сахар отсыревает на Восточных островах. Нелла чувствует приближение катастрофы и отчаянно желает хоть как-то овладеть положением.

Миниатюристка должна ей помочь! Миниатюритска знает! В этом доме все слишком напуганы, чтобы что-то предпринимать – кроме как швыряться куклами из окна, но от этого мало толку. Нелла берется за перо.

Госпожа!

Турнепс растет невидимый взору, а тюльпан расцветает над землей. Последний призван радовать глаз, а первый – питать тело, однако оба эти творения нуждаются в почве. У каждого свое предназначение, и оба одинаково ценны.

Нелла медлит мгновение, затем, не в силах справиться с собой, продолжает:

И еще. Лепестки тюльпана опадут. Они осыплются гораздо раньше, чем турнепс, перепачканный, но победоносный, появится из земли.

Смущаясь от такой грубости и прямоты, Нелла добавляет:

Скажите, что мне делать?

Она кладет перо, чувствуя себя глупо из-за всех этих огородных рассуждений и в то же время трепеща от страха при мысли, что миниатюристке с самого начала была известна судьба собаки. До пятна на шее Резеки Нелла считала мастера наблюдателем, учителем, толкователем – но это… это уже больше похоже на пророчество! Что еще она знает и может предотвратить? Или хуже – что еще неминуемо произойдет?

* * *

Перед самым рассветом Нелла крадучись выходит из комнаты с четвертым письмом в кармане плаща. Буду держать его в руке, пока собственноручно не передам, думает она. Боязно представить, что ждет ее на Калверстрат при встрече с женщиной, которая не только насквозь видит ее мир, но и, судя по всему, его создает.

Держа подсвечник в одной руке, Нелла другой медленно отодвигает засов. Открывая дверь и радуясь робким лучам занимающейся зари, она вдруг слышит в недрах дома неясное бряцанье. Шум продолжается. Всегда, думает Нелла, глядя то на канал, то в сторону кухни, стоит мне собраться к мастеру, этот дом с завидным успехом тянет меня назад.

Природное любопытство берет верх. Шум слишком близко, чтобы от него отмахнуться. Довольно уже я слушаю все эти шепотки и шорохи, рассуждает она, затворяя дверь, на цыпочках спускается вниз и, двигаясь на звук, проходит через парадную кухню. От ее одинокой свечи круглые тарелки – майолика, делфтская керамика и китайский фарфор – блестят в огромном буфете, точно ряды распахивающихся глаз.