Миниатюрист

– Ходишь по краю ты, а не я! – Слова рвутся с ее губ, точно собаки с цепи.

Он сдергивает плащ и швыряет его не глядя.

– И перестань говорить об этом доме, будто он твой! Хозяйка здесь Петронелла!

Как гром среди ясного неба. Марин глядит на брата, не веря своим ушам.

– Тогда пусть им сама и управляет.

Вот так все просто? Нет, невозможно. Марин, конечно же, говорит несерьезно.

– Я угробила жизнь на твое хозяйство! – Марин делает шаг вперед. – Мы все твои узники!

Йоханнес вздыхает, протягивая руки к огню.

– Узники? – Он поворачивается к слуге, который стоит на коленях с другой стороны камина: – Отто, ты чувствуешь себя узником?

Отто сглатывает и едва слышно произносит:

– Нет, мой господин.

– Нелла! Я держу тебя под замком?

– Нет, Йоханнес.

Хотя, думает она, одинокие ночи вполне походили на темницу. Ей хочется попасть в свою комнату и забиться под одеяло.

– Этот дом – единственное место, где мы свободны. Уж ты-то, сестра, этого отрицать не можешь!

– Не притворяйся, что не понимаешь, – отрезает Марин.

Нелла чувствует, что спор бежит по проторенной дорожке, и градус его накаляется, как огонь в камине.

– Ты исключительный эгоист, – продолжает золовка. – Тебе просто удобно, чтобы я жила здесь, а сам ты едва соизволишь скрывать свои темные делишки.

Йоханнес поднимает измученное, осунувшееся лицо с темными кругами под глазами.

– Мне удобно? Так вот какими сказками ты себя развлекаешь? Марин, вопреки доводам своего сердца я женился на ребенке! И сделал это ради тебя.

– Я не ребенок, – шепчет Нелла, под гнетом его слов опускаясь в кресло.

Хотя она и впрямь чувствует себя ребенком. В мгновение ока Йоханнес превратил ее в маленькую девочку, и она хочет к маме, которая пожалеет и уберет за нее тело Резеки.

– Ничего не меняется, – продолжает Марин, не обращая внимания на доводы брата. – Твоя беспечность, нежелание заниматься сахаром…

Йоханнес пинает раму, и щепки разлетаются по натертому полу как раз в тот момент, когда на пороге появляется раскрасневшаяся от стряпни Корнелия с хлебом и вином. Глядя огромными глазами на обломки рамы, она застывает у двери.

– Тебе не приходилось ни в чем себя урезать! – возмущается Йоханнес.

– Только этим и занимаюсь! Ты думаешь, что можешь купить абстракции: молчание, преданность, людские души…

– Ты удивишься, но они действительно…

– Так скажи мне, что будет, когда тебя все-таки уличат? Что будет, когда отцы города выяснят, кто ты?

Отто у огня закашливается.

– Я слишком богат – не по зубам чертовым бургомистрам.

– Нет. Ты не в курсе дел. Это я по десять раз проверяю счетные книги, я! И позволь тебе заметить, их повесть воистину печальна. – В голосе Марин звенит сталь. С легкостью тридцатилетней сноровки она продолжает обрушивать на брата град упреков.

Йоханнес медленно встает.

– Ты всегда считала себя лучше других, так, Марин? Не вышла замуж, суешь нос в мои дела. Ты и вправду вообразила, что знаешь жизнь, потому что у тебя есть карта Ист-Индии, одна-две книжки о путешествиях да гнилые ягоды и черепа?

Марин прожигает его взглядом.

– У меня плохие новости.

О нет, думает Нелла, только не так! Отто роняет большой кусок торфа, и черная пыль рассыпается по полу.

– Бургомистры с удовольствием высекли бы тебя за то, что ты одинока! – тихо говорит Йоханнес, подходя к ней. – Все, что от тебя требовалось, Марин, – удачно выйти замуж, выйти за богатого. Хотя бы просто выйти замуж! Ты не смогла даже этого. А ведь мы еще как пытались! Но всех гульденов Амстердама оказалось мало… Куда до тебя простым смертным!

Из горла Марин вырывается хриплый стон. Ее рот перекошен, на лице читаются годы безысходности.

– Ты меня слышишь, Йоханнес?!

– Никогда от тебя не было никакой пользы!

– Твой англичанин, твой ночной мотылек, явился вчера сюда. И угадай, что он сделал!

– Нет! – кричит Нелла.

– Убил твою ненаглядную Резеки!

Йоханнес не двигается.

– Что ты сказала?

– Ты слышал.

– Что? Что ты сказала?!

– Джек Филипс всадил в нее кинжал посреди твоей передней. А я тебя предупреждала! Я говорила, что он опасен.

Йоханнес медленно, как во сне, подходит к креслу и опускается в него со странной осторожностью, словно боится, что оно рухнет.

– Ты лжешь.

– Если бы не Отто, он бы и нас всех зарезал.

– Марин! – кричит Нелла. – Довольно!

Йоханнес оборачивается к жене:

– Это правда? Или моя сестра лжет?

Нелла хочет ответить, но слова застревают у нее в горле. Йоханнес зажимает рот, сдерживая крик.

Отто у камина поднимается со слезами на глазах.

– У него был кинжал, мой господин. Я испугался, что… Я не хотел…

– Джек жив, – перебивает Марин. – Отто был более милосерден. Твой английский молокосос ушел отсюда своими ногами, а Петронелла убрала тело Резеки в погреб.

– Отто! – Йоханнес произносит имя слуги, не смея задать вопрос. Его рука опускается. На лице – пустота, которую вот-вот захлестнет волна горя.

– Все произошло так быстро… – шепчет Нелла.