Миниатюрист

Расползающаяся по сахару чернота вызывает тревогу, и Нелла раз за разом поднимается наверх – посмотреть, нет ли изменений. Некоторое время, однако, не происходит ничего страшного, – и Нелла разглядывает черные пятнышки, совершенно убежденная в пророческой силе миниатюристки. Я обязательно замечу подсказку, думает она; впрочем, Нелла не имеет ни малейшего представления, как и куда смотреть.

Где сейчас Отто, что с ним? От его игрушечного двойника пользы мало; остается только гадать. Марин твердо убеждена, что беглец в Лондоне; Йоханнес стоит за Константинополь. Корнелия не сомневается, что он по-прежнему где-то поблизости. Ей немыслимо признать, что Отто добровольно взял и уехал.

– Лучше, чтобы это был портовый город, – рассуждает Нелла. – В Ассенделфте, например, никто его даже на порог не пустит.

– Даже в такую холодину? – сомневается Корнелия.

– Не пустят, – подтверждает Марин.

– Странно, что он решил уехать, – говорит Нелла, посмотрев на нее в упор; Марин отводит взгляд. – Это совсем на него не похоже.

– Ты прожила с нами всего три месяца, Петронелла, – фыркает Марин. – И уже берешься судить, что на кого похоже.

У Корнелии все теперь валится из рук, домашняя работа встала. Нелла посылает письмо Лукасу Винделбреке в Брюгге и тщетно ждет ответа. Всему виной зимние бураны, утешает она себя.

Знает ли Марин, что сахар до сих пор на складе? Надо спросить. Марин обнаруживается в гостиной – с миской на коленях. В миску горкой насыпаны засахаренные орехи, глазурь ярко блестит. Странно, думает Нелла, на Марин совсем не похоже есть сладости у всех на виду. Хотя… если бы я вот так сцепилась с Карелом, как Марин ругалась с братом, то слопала бы марципан с себя весом.

– Я должна кое-что у тебя спросить, – говорит она. Марин мигает и запахивает поплотнее шаль. – Тебе плохо?

– Орехи, – отвечает Марин. – Слишком много съела.

Она встает и направляется к себе. Разговора не выходит.

Корнелия и Нелла почти все время проводят в кухне, там теплее всего. Однажды днем, когда Марин спит, а Йоханнеса нет дома, в парадную дверь громко и требовательно стучат.

– Что, если пришли за Тутом, да спаси нас Господь! – шепчет Корнелия.

– Ну, здесь его нет, верно?

Нелла никогда не признается в этом Марин, но она рада, что Отто исчез. Она представляет, как Джек вваливается в дом с отрядом стражи и обличительно показывает на слугу пальцем.

Стук не смолкает.

– Я открою, – говорит Нелла, пытаясь хотя бы создать иллюзию того, что ситуация под контролем. В доме все шиворот-навыворот, если встречать гостей приходится хозяйке.

Однако в смотровое оконце видна только широкополая шляпа. Она красуется над длинным полным лицом.

Нелла открывает дверь и с облегчением видит: это не стража. Через порог, снимая шляпу, шагает Франс Мерманс. Вместе с ним в дом врывается декабрьская стужа. Франс кланяется и теребит поля шляпы.

– Госпожа Брандт, – говорит он, – я желаю видеть вашего мужа.

– Он, должно быть, на бирже, – произносит за ее спиной голос золовки.

Нелла подпрыгивает и оборачивается. На лестнице застыла Марин. Знала, что сегодня придет Франс, и ждала? В воздухе словно летают искры, однако никто не произносит ни слова. Конечно, говорит себе Нелла, у Марин отличная практика: она великолепно собой владеет.

– Я был на бирже, – нарушает молчание Мерманс. – И в ВОК был. И обошел все его любимые таверны. Как ни странно, Брандта нет и там.

– Я не сторож брату моему, – говорит Марин.

Мерманс приподымает брови.

– Очень жаль.

– Бокал вина, чтобы скрасить ожидание? – предлагает Нелла, поскольку Марин по-прежнему прячется в темноте лестничной клетки.

Он поворачивается к ней.

– Вы сказали моей жене, что ваш супруг продавал в Венеции наш сахар.

Нелла затылком чувствует, что Марин напряглась в ожидании ее ответа.

– Да. Он уже вернулся, и…

– Я знаю, госпожа. Такой известный господин, всегда у всех на виду. Брандт удачно съездил к венецианским папистам, за него можно только порадоваться. Рождество миновало, совсем скоро Новый год. И я спрашиваю себя – где моя прибыль?

– Я уверена, что скоро…

– Он мне ни слова не написал. Поэтому прошлым вечером я отправился на склад – выяснить, как прошел его венецианский вояж; на этот раз вместе с Агнес. Как я теперь об этом жалею! – Франс разворачивается к Марин и впивается в нее яростным взглядом. – Все лежит на том же месте, моя госпожа. Все до крупинки. До последней проклятой крупинки. Все наше будущее, все деньги – все отправилось псу под хвост! Я потрогал товар – кое-где уже не сахар, а каша.

Марин явно потрясена; она растерялась от такого напора и таких новостей. Нелла чувствует себя виноватой: нужно было все-таки поговорить с золовкой.

– Франс, – лепечет Марин, – неужели…

– Видит Бог, одного этого уже довольно, чтобы уничтожить Йоханнеса Брандта! Но когда мы выходили со склада, то увидели кое-что похуже. Гора-аздо хуже.

Марин делает шаг вперед, из тени на свет.

– Он занимается сахаром, Франс, уверяю вас…

– Так вы желаете знать, что мы увидели, моя госпожа, прямо у дальней стены?