Миниатюрист

Из дверей кухни стремительно появляется Корнелия. Сердце Неллы, кажется, вот-вот выскочит наружу.

Гнев Мерманса нарастает; от его ярости словно начинает дрожать воздух. Надо было все-таки предупредить Марин, думает Нелла. Тогда, возможно, она сумела бы теперь совладать со скандалом. Она единственная на это способна.

Мерманс приближается, и Марин втягивает голову в плечи. Это совсем не похоже на романтическую сцену. Нелла вспоминает копченого поросенка, спрятанную в книге прекрасную записку. Пусть Франс будет к ней добр.

– Мы видели… – низкий сильный голос Мерманса завораживает, – …видели непотребство.

– О чем вы? – спрашивает Марин. – Какое еще непотребство?

– Полагаю, вам давно об этом известно, – отвечает он. – Как ваш братец развлекается в закутке на складе.

– Нет, – шепчет Марин.

– Да. – Мерманс поворачивается к Нелле: – Люди должны узнать, госпожа, что ваш омерзительный муж предается удовольствию с мальчиком.

Нелла зажмуривается – чтобы хоть так не впустить сказанное в свой рассудок. Однако слишком поздно. Она открывает глаза: Мерманс выглядит довольным. Не думай, что ты первый принес мне откровение, думает она, не в силах встретиться с ним взглядом. Первым, по крайней мере, был мой собственный муж.

Женщины замерли в ужасе, и это, кажется, еще сильнее выводит Мерманса из себя.

– Йоханнес Брандт – выродок и мужеложец. – Его голос вспарывает ошеломленную тишину. – Мерзкий червяк в здоровой плоти нашего города. И, как добрый горожанин, я исполню свой долг. Во имя Господа.

– Это ошибка, – шепчет Марин.

– Никакой ошибки. Более того, мальчик утверждает, что Йоханнес взял его силой.

– Что? – переспрашивает Нелла.

– Вы же его друг. – Марин задыхается. – Вы знаете, какое наказание за это предусмотрено.

– Моя дружба в отношении этого человека умерла много лет назад.

– Тогда почему же вы попросили именно его продать свой сахар? Из всех купцов Амстердама – именно моего брата?

– По настоянию Агнес. – Мерманс натягивает на голову шляпу.

– Но вы согласились, Франс. Зачем же вы согласились, если дружбы давно нет?

Мерманс протестующе поднимает руку.

– Наш сахар теперь такой же гнилой, как его душа. И когда я увидел, что за богопротивную мерзость он творит… словно узрел самого Вельзевула.

– Вельзевул явится каждому из нас, Франс, если вы не замолчите! Вы говорите о своем долге перед Богом, а я думаю, дело в деньгах. И в привалившем богатстве. Раньше вы таким правильным не были.

«Мальчик» – это про Джека? Хорошо бы – хоть какое-то постоянство, когда надвигающаяся катастрофа выбивает землю из-под ног. Интересно, Йоханнес еще на складе? Надо как-то ему сообщить.

– Вы поговорили с моим мужем? – спрашивает Нелла.

Мерманс презрительно ухмыляется.

– Разумеется, нет. Я был с Агнес; нужно было увести ее как можно скорее. Она до сих пор не пришла в себя окончательно.

– Пожалуйста, Франс, – умоляет Марин, – вы погубите нас всех. Мы могли бы договориться…

– Договориться?! Вы смеете мне предлагать?.. Я уже имел глупость договариваться с Йоханнесом. Хватит!

– Франс, мы продадим ваш сахар, и пусть на этом все закончит…

– Нет, Марин. – Он распахивает дверь. – Я больше не тот молодой дурак. Нет!

Побег

Франс Мерманс выскакивает под зимнее небо, и ноги Марин отмерзают от ступенек лестницы. Она дрожит, как деревце на ветру. Корнелия бросается к ней, подхватывает.

– Не могу поверить. – Марин, не отрываясь, смотрит на Неллу. – Не могу. Неужели он и вправду такой болван?

– Вам надо лечь, мадам, – говорит Корнелия, отчаянно стараясь приподнять Марин. Марин отталкивает ее и садится на ступеньки лестницы.

– Франц пойдет к бургомистрам.

Они едва отходят от известия, которое принес Мерманс. Марин, с потухшим взглядом, едва переставляющая ноги, с лишенным всякого выражения голосом, вызывает дрожь.

– Он пришел обличать. Бесполезно ждать от него милосердия. Франс упивается своей ролью.

– Пусть упивается подольше. У нас есть несколько часов, чтобы организовать бегство, – говорит Нелла. – Только как сообщить Йоханнесу?

– Что, теперь и хозяин? – ахает Корнелия. – Мы не можем жить здесь втроем!

– Придумаешь что-нибудь лучше?

В холле становится очень тихо. Раздраженная собственным дурным настроением, Нелла теребит шелковые уши Даны и думает о почерневшем сахаре в маленькой руке игрушечной Агнес. Где сейчас Йоханнес? История с сахаром привела Мерманса в ярость, в еще большую ярость, чем зрелище запретных утех. Несколько тысяч гульденов могли бы уравновесить этот направленный против Брандтов гнев.

– Не знаю, каким образом, но мы должны его продать, – говорит она. – Мерманс ждет выплаты.

Марин поднимает на нее глаза.

– Он сказал, что некоторые головы уже превратились в кашу.

– Именно. Некоторые. Вероятно, он преувеличил. Он любит лгать. И, возможно, он не донесет, если мы продадим всю партию. Возможно.

– Поверь мне, его ничто не заставит промолчать. И вообще, ты знаешь всех покупателей в Европе, Петронелла, – лондонских поваров, миланских кондитеров, все дворы герцогинь, маркизов и султанов? Ты говоришь на пяти языках?