Миниатюрист

Нелла смотрит, как золовку отпускает напряжение. Она прислоняется к Нелле, убаюканная передышкой, даже умиротворенная. У Неллы события этого вечера не укладываются в голове. Все это еще надо как-то осмыслить. И как же много у нее вопросов!

Они обе попали в дикую, невозможную ситуацию. А что, если?.. Ребенок может стать доказательством, что Йоханнес должным образом выполнял супружеские обязательства, что он, как и подобает, создал добрую голландскую семью. Но, глядя на бледное лицо Марин, Нелла придерживает язык. Отдай мне своего ребенка, Марин, и спаси брата.

Сказать? Или не сказать?

Нелла произносит:

– Надо найти повитуху.

– Надо пойти на склад и проверить сахар, – доносится в ответ. Это уже прежняя Марин, собранная, твердая.

– Господи, Марин! А ты?

Нелла восхищается способностью золовки переключаться: минута – и сокровище материнства, словно драгоценный камень, упрятано на время в карман. Марин неловко встает с постели и шагает по расколоченным черепам. Сейчас, когда тело не скрыто под многослойным тряпьем, Нелла видит и набухшие груди, и крутую линию живота. Там, внутри стенок утробы, шевелится дитя; мать – единственный владыка его судьбы. Впрочем, верно и обратное. Младенец скоро выйдет на свет – и Нелла понимает: вопреки всем ее надеждам об открытой жизни без секретов его рождение станет величайшей тайной, которую им суждено хранить всю жизнь.

Да. Сахар.

– Йоханнес дал мне список возможных покупателей, – говорит она неохотно, боясь, что сейчас Марин отвлечется от разговора о нерожденном ребенке.

– Отлично.

Однако Нелла не успевает продолжить разговор. В коридоре раздается быстрый перестук удаляющихся шагов.

– Корнелия, – пожимает плечами Марин. – Вечно подслушивает под дверью!

– Я с ней поговорю.

Марин вздыхает:

– Угу. Прежде чем она сочинит новую, еще более невероятную историю.

– Куда уж больше, – говорит Нелла и направляется к двери.

Повернуть время

Корнелия ошарашенно молчит и оседает на кровать Неллы, словно из нее разом вытащили все кости.

– А я ведь знала, – произносит она, хотя озадаченное лицо свидетельствует об обратном. Нелла бросается к горничной и крепко ее обнимает.

Бедняжка, думает она, сама себя провела. Однако самый лучший трюк провернула Марин – ну, если не считать, что это не фокус, а суровая реальность.

– Я знала, что что-то не так, – говорит Корнелия, – но не хотела этому верить. Младенец?

– Она лила свиную кровь вместо менструальной. И дурачила нас.

– Умно придумано, – кивает Корнелия. Хмурое осуждение сменяется на ее лице завистливым восхищением.

– Да уж. Куда умнее, чем незамужней девице завести ребенка.

– Госпожа! – вспыхивает Корнелия, и Нелла понимает, что не станет рассказывать выросшей в приюте служанке о «лекарстве» Марин. Хотя, даже с некоторым умилением думает она, готова поспорить, наша Королева Замочных Скважин все подслушала и так.

Ребенок существует, он растет в материнской утробе. Тайна Марин перестала быть тайной, и сейчас Нелла всюду видит ее отпечатки. У Марин есть то, чего никогда не будет у меня. Не желая того, она смотрит на собственную постель и представляет Мерманса и Марин вместе. Срывающие одежду мужские руки, вспышка боли, два сплетенных тела, страсть… Это нечестно, думает она. Совсем нечестно – ведь есть мужчина, верящий, что Марин – свет в окне, который согревает и озаряет. Так поэтично – и так заурядно.

– Что будет с ребенком? – спрашивает Корнелия.

– Полагаю, Марин отдаст его в частный приют.

Корнелия подскакивает.

– Нет! Его надо оставить, госпожа.

– Корнелия, не тебе решать, – говорит Нелла. – И не мне, – добавляет она, думая о брошенном в камеру Йоханнесе.

Служанка ломает руки.

– Я бы охраняла этого ребенка аки львица. Я бы волосу с него упасть не дала!

– Не стоит мечтать о несбыточном, Корнелия.

Да, жестоко. Это прорывается наружу ее собственная усталость и изнеможение. Так резко могла бы сказать Марин.

Корнелия бросается к кукольному дому. Луна спряталась за тучи, и пламя свечи мечется по черепаховой отделке.

Корнелия отдергивает желтую бархатную занавеску и заглядывает внутрь. Нелла, пристыженная собственной недавней вспышкой раздражения, не вмешивается. Служанка вынимает колыбель и качает ее на ладони.

– Это же чудо! – выдыхает она.

Я должна была заметить, думает Нелла: из всех предметов, которые брала в руки Марин, колыбель была первой. Что еще я упустила из виду?

Корнелия уже вытаскивает игрушечную хозяйку.

Маленькая Марин смотрит вверх на обеих женщин; ее рот плотно сжат, в серых глазах непреклонное выражение. Корнелия проводит рукой по шву юбки, по мягкой черной шерсти, касаться которой одно удовольствие.

– Вы только подумайте, госпожа! – шепчет она, перехватывая куклу двумя руками. Целует в живот – и резко отталкивает.

– Что? Корнелия, что?

– Тут…

Нелла берет у служанки куклу, поднимает ее юбки, белье, слой за слоем, – и добирается до набитого льном туловища. Ощупывает – и вздрагивает. Миниатюристка снова их переиграла.