Миниатюрист

– Эта камера – граница моего теперешнего существования. – Он делает размашистый жест рукой, словно провернулись лопасти ветряной мельницы. – А все остальное – там, за стенкой. Вся жизнь.

Нелла уходит, не в силах выносить недостаток пространства вокруг. Плесень, мыши, вонь, каркающие крики заключенных. Словно Йоханнеса заперли в птичнике: филин в окружении ворон.

Она выходит под зимнее солнце, прислоняется к городской стене и только сейчас позволяет себе заплакать – злыми беззвучными слезами.

Игра в триктрак

Нелла открывает дверь, – и желание быстрее рассказать Марин о состоянии сахара и посещении тюрьмы застревает у нее в горле.

Посреди холла, покачиваясь на оловянных полозьях, стоит колыбель. Дубовая, инкрустированная розочками и маргаритками, ветками жимолости и головками подсолнуха. Балдахин выполнен из бархата и украшен кружевом. Прекрасная, потрясающая воображение – точная копия колыбели из кукольного дома.

Все еще под впечатлением от посещения тюрьмы и разговора с Йоханнесом, Нелла закрывает за собой дверь. То, что она сначала приняла за злую насмешку, – колыбель для женщины, чей брак был всего лишь фикцией, становится реальностью.

Из кухни выскакивает Корнелия.

– Что это? – спрашивает Нелла. – Как ты думаешь, это от…

– Нет, – резко отвечает Корнелия. – Прислали из Лейдена по заказу госпожи Марин.

Нелла трогает дерево. Оно словно поет под пальцами; инкрустация выполнена удивительно искусно.

– Такая же, как та, что мне послала…

– Знаю, – говорит Корнелия. – Эта ваша не пойми кто.

Из гостиной появляется Марин. Вблизи она кажется еще больше.

– Великолепно сделано. В точности как я хотела.

– Во сколько же обошлось изготовить ее и переслать в другой город? – Нелла снова представляет тающую гору золота. – Марин, если кто-нибудь из соседей видел, как ее привезли, что, во имя всех святых, они подумают?

– В точности то же, что и ты.

– Я?

– Думаешь, я не заметила, какие мысли у тебя возникали? – Марин тяжело надвигается на нее. – Ты хочешь забрать себе моего ребенка.

Каким образом Марин понимает, о чем думают люди, прежде чем они сами это понимают? Можно отрицать, думает Нелла, но какой в этом прок? Ведь я и сама требовала, чтобы между нами не осталось тайн.

– Марин, я не хочу забирать твоего ребенка…

– Но ты считаешь, что так будет лучше. – Марин заслоняет живот руками, словно бы Нелла намерена отнять младенца прямо сейчас. – Ты еще и такой жертвы от меня хочешь? Отказаться от ребенка во имя брата – и тебя?

– Йоханнес в тюрьме, Марин. И если мы сделаем вид, что ребенок мой, кому от этого будет плохо? Мы сможем доказать, что Йоханнес обычный мужчина. Разве ты не хочешь, чтобы он остался жив?

– Ты не понимаешь.

– Не понимаю? И чего же?

– Петронелла, этот ребенок вовсе не годится для вас с Йоханнесом. Поверь мне.

– Ну конечно, Марин, конечно. И пока я пытаюсь нас спасти, ты тратишь деньги, которых у нас просто нет.

Звонкий хлопок. Нелла ощущает на щеке обжигающую боль.

– Странно, что он вообще тебя любил, – говорит Нелла. Злые и жестокие, слова слетают с ее языка прежде, чем она понимает, что сказала.

– Любил, – говорит Марин. – И любит.

– Нам придется позвать повитуху, – говорит Нелла. – Я не справлюсь одна.

Марин фыркает.

– Тебе вообще не придется ни с чем справляться.

– Пожалуйста, не надо, – умоляет Корнелия.

– Марин, по закону…

– Нет. Категорически нет. – Марин резко отталкивает край колыбели, та начинает раскачиваться. Колыбель, укачивающая отсутствующего младенца… так странно. – Знаешь, что еще требуется по закону, Петронелла? – У нее горят щеки, волосы выбились из-под чепчика. – Повитуха обязана засвидетельствовать личность отца. А если мы ей не скажем, она и это засвидетельствует. – Марин тяжело дышит. – Так что я со всем разберусь сама. Со всем.

Она отпускает край колыбели, прижимает руку к животу – и на этот раз вздрагивает, словно коснулась раскаленных углей.

Днем Нелла медленно бродит по коридорам. В доме тихо, будто никого, кроме нее, нет. Ключ от склада по-прежнему висит на шее; он дороже любого ожерелья, которое заказал бы Йоханнес.

С помощью веревки Корнелия затаскивает колыбель наверх, в маленькую комнатку Марин. Колыбель занимает большую часть помещения – посреди черепов, карт и перьев. Отношение служанки к тайне Марин претерпело изменения: теперь ребенок кажется чудом, горнилом, в котором сгорят все их проблемы. Корнелия вдыхает его невидимое присутствие, глотает, словно свежий воздух. Она снова начала убираться в доме: распахивает окна, хотя ненавидит холод; натирает пчелиным воском столбики кроватей, половицы, шкафы и подоконники, заправляет лавандовым маслом светильники, отмывает стекла, обрызгивает лимонным соком свежее постельное белье.