Миниатюрист

– Добрые жители Амстердама, да пребудет с вами благоденствие, – начинает арбитр Слабберт. Его глубокий звучный голос достигает галереи, где на жестких деревянных скамьях сидят обычные люди. В самом расцвете сил, арбитр находится на вершине власти, держа в кулаке жизни горожан. Он вкусно ест, думает Нелла, спокойно спит. Ужасы камеры пыток, расположенной прямо под ногами судей, так же далеки от него, как Молуккские острова.

– Мы добились процветания нашего города, – вещает Слабберт. На галерее гордо приосанились, олдермены согласно кивают. – Мы укрощаем землю и море, мы наслаждаемся их дарами. Вы все добродетельные люди, трудитесь в поте лица и честно добываете свой хлеб. Однако… – Слабберт делает паузу, направляя на Йоханнеса указующий перст, – вот человек, который взрастил в своей душе гордыню. Человек, который решил, что он выше собственной семьи, родного города, церкви, государства. Выше Господа. – Слабберт вновь делает паузу; его слова разрывают установившуюся в зале тишину. – Йоханнес Брандт считал, что способен купить все. Даже честь юноши, над телом которого он надругался ради собственного наслаждения и которому за молчание предлагал взятку.

Общий выдох. «Гордыня», «наслаждение», «тело»… запретные слова бросают публику в дрожь. Нелла ощущает, как распускаются побеги страха, словно ядовитые растения Марин.

– Вы не вправе предъявлять такие обвинения. – У Йоханнеса хриплый надтреснутый голос. – Олдермены еще не вынесли решения, и вам не дозволено делать это за них. Пусть они сами решают. Они умные люди.

Пара олдерменов расцветает от похвалы. Остальные смотрят на Йоханнеса со смесью трепета и отвращения.

– Они члены городского совета, – говорит Слабберт, – но окончательный приговор предстоит выносить мне. Вы отрицаете обвинение в содомии и надругательстве?

Это именно те слова, которых ожидала галерея. Зрители впитывают каждый звук. Для них судебное заседание – прекрасная возможность пощекотать нервы редким зрелищем.

– Отрицаю. – Йоханнес выставляет свои покалеченные ноги. – Невзирая на все ваши усилия.

– Пожалуйста, просто отвечайте на вопросы, – говорит Слабберт, перебирая бумаги. – В воскресенье, в двадцать девятый день декабря минувшего года, в складском помещении на Восточных островах, по словам Джека Филипса из Бермондзи, Лондон, вы напали на него и надругались. Видят Небеса, он был избит до такой степени, что едва мог передвигаться.

Галерея взрывается.

– Тишина! – кричит Слабберт. – Я требую тишины!

– Это был не я, – говорит Йоханнес, перекрывая крики.

– Свидетели поклянутся на Святом Писании, что видели именно вас.

– А как они меня опознали?

– Вы известная персона, господин Брандт. Не время для ложной скромности. Вы влиятельны, вы богаты, вы предмет всеобщего внимания. Вы часто бываете в доках, на складах, на верфях. Действие, которое вы совершили…

– Предположительно совершил…

– …направлено против добродетели. Ваше поведение по отношению к семье, городу, стране – это поведение дьявола.

Йоханнес смотрит на квадрат белого неба в окне.

– Моя совесть чиста, – спокойно произносит он. – Все, в чем вы меня обвиняете, – фальшивка, как и ваши зубы.

Дети на галерее прыскают.

– Неуважение к суду вкупе с содомией…

– Даже если и так, господин Слабберт. И что вы сделаете? Чтобы потешить свое оскорбленное самолюбие, утопите меня дважды?

Слабберт еще сильнее выпучивает глаза, обвисшие щеки трясутся от ярости. Осторожнее, Йоханнес, умоляет Нелла.

– Когда я задаю вопрос, – говорит Слабберт, – отвечайте со всем уважением, которое гражданин должен проявлять по отношению к закону.

– Так задайте мне вопрос, который заслуживает уважения.

Олдермены как будто наслаждаются перепалкой, поворачивая головы от одного собеседника к другому.

– Вы женаты? – спрашивает Слабберт.

– Да.

Нелла вжимается в сиденье. Агнес поверх голов смотрит на нее с кривой усмешкой.

– И какой из вас муж?

– Да вот пока почти целехонький.

С галереи раздаются смешки, и Йоханнес поднимает голову. Он видит, как Корнелия подалась вперед, и ему удается улыбнуться.

Слабберт повышает голос.

– Не уходите от ответа! Вы хороший муж?

Йоханнес пожимает плечами.

– Полагаю, да. Моя жена довольна. Она живет в достатке и безопасности.

– Это ответ торговца. Жить в достатке не означает быть довольным.

– Ах да, я забыл, какие душевные терзания вызывает у вас слово «деньги», Слабберт. Скажите это ремесленникам и поденщикам – тем, кто держит на плаву Республику и едва наскребает денег на плату землевладельцу. Скажите им, что достаток и безопасность не имеют отношения к счастью.

С галереи слышится смех; олдермены что-то пишут в своих бумагах.

– У вас есть дети? – спрашивает Слабберт.

– Пока нет.

– Почему же?

– Мы женаты менее четырех месяцев. – Корнелия сжимает руку Неллы. Только что Йоханнес лишил их возможности выдать за своего ребенка Марин.

– Как часто вы всходите на ложе с вашей супругой?