Миниатюрист

Нелла делает глубокий вдох. Придется сказать ему о Марин. Это единственный способ остановить безумие.

– Мой господин, Марин…

– Не показывайте никому, слышите? – Мерманс стряхивает воду с полей шляпы, обрызгивая платье Неллы.

Нелла засовывает куклу в карман.

– А почему? – спрашивает она, но не дожидается ответа. – Мой господин, Агнес заказывала для себя кукольный дом?

– Пушечное ядро нанесло бы меньше вреда моему браку, чем эти проклятые игрушки. – Он выхватывает у нее деньги. – Принесли – и до свиданья.

– Скоро будет еще. Возможно, тогда вам захочется изменить свои планы в отношении моего мужа.

– У меня нет планов, госпожа. На все воля Божья.

– Что прислал вам мастер миниатюр?

Мерманс взмахивает рукой с пачкой забрызганных дождем банкнот.

– Беспокойтесь лучше о том, как собрать остальное!

Дождь припускает с новой силой; мимо в поисках укрытия пробегают люди. Нелла держит Мерманса за руку, не давая ему уйти.

– Присылал ли мастер подсказки, что должно случиться, мой господин?

– Это все порождения зла, дьявольщина и ведьмины наущения – ни один добрый голландец такого не потерпит!

Мерманс колеблется, а потом его прорывает:

– Я прятал посылки и записки, но Агнес всегда их находила, или они сами как-то попадали в ее руки. Мою жену изводит не ревность, госпожа. Ее убивает кукольный дом. Если бы она не узнала про существование вашего, ничего бы не случилось.

– Ничего из чего? С Агнес все в порядке?

Мерманс передразнивает:

– «Это правда!», «Она всегда говорит мне правду!». Вот что вечно твердит мне Агнес. Так что я отправился на Калверстрат и потребовал, чтобы миниатюриста арестовали.

– Вы…

– Ваш кукольный дом останется незавершенным, госпожа, а дом Агнес предан уничтожению. Отцы города очень заинтересовались тем, что кто-то у нас в Амстердаме работает без разрешения гильдии. Куклы!.. – выплевывает он.

Страх рвет Неллу на части. Она не видит ничего вокруг, кроме длинного лица Мерманса, его свинячьих глазок, его выпяченного подбородка.

– Мой господин, что вы сделали с мастером?

– Он убрался из города, проклятый ловкач. И я принял меры, чтобы он больше сюда не вернулся. Маркусу Смиту выписали огромный штраф за то, что позволил негражданину Амстердама предлагать свои услуги через его реестр. А в доме на Калверстрат поселится тот, кто чтит наши добродетели. – Мерманс сует ей под нос тысячу гульденов. – Вы даже не осознаете, какое это оскорбление – жалкая тысяча, когда мы могли получить гораздо, гораздо больше. Из-за нерадения Брандта я остался без средств к существованию.

Он опять про деньги!.. Кровь Неллы вскипает, и она отбрасывает осторожность.

– Я видела сахарные головы Агнес, – говорит она. – Те, которые вы так оплакиваете. Так вот, они сгнили не полностью. А вы – полностью, вы и ваша женушка. Правильно Марин решила дать вам от ворот поворот.

При этих словах Франс отшатывается.

– И я уверена, мой господин… нет, я знаю: даже если Йоханнес продал бы к сегодняшнему дню все сахарные головы до единой, вы все равно были бы счастливы лицезреть, как его топят.

– Да как вы смеете! Вы, маленькая…

– Подавитесь вы своими деньгами, – говорит Нелла и разворачивается к нему спиной. – И пусть миниатюрист отправит вас обоих прямиком в ад.

Роды

Она быстро идет от ратуши в направлении Калверстрат, когда сзади слышится топот бегущих ног и крик Корнелии:

– Госпожа! Госпожа!

– Корнелия? Я видела Мерманса, и…

– Вы сказали ему о госпоже Марин? – Корнелия нервно оглядывается. В тусклом свете дождливого дня кожа ее отдает зеленью, а руки стиснуты, словно сжимают стебли невидимых цветов.

– Не сказала. – Нелла внезапно ощущает усталость. – Я с ним торговалась. Деньги за жизнь.

Корнелия смотрит с ужасом.

– И что? Он откажется от показаний?

– Я отдала ему тысячу гульденов как первый взнос за сахар. Я попыталась. Он что-то подстроил миниатюристке, отправил к ней бургомистров. Не знаю, как у нее…

– Пойдемте домой, пожалуйста!

– Но…

– Сейчас же. Госпожа Марин… у нее что-то с сердцем.

Они вбегают в дом и закрывают за собой массивную дверь. Навстречу им вперевалку движется Марин.

– Посмотри. Сердце ужасно колотится.

Нелла прикладывает пальцы к жилке на шее Марин. Пульс то частит, то захлебывается. Марин тяжело, с хрипом дышит.

– Что?

– Больно. Он разрывает меня изнутри.

– Больно? – в ужасе переспрашивает Корнелия. – Вы же говорили, не больно.

Марин стонет. Из-под ее юбки растекается лужа.

– Давайте наверх, – командует Нелла, хотя ее собственное сердце тоже заходится в стуке. – Ко мне в комнату. Ближе к кухне, носить воду.

– Началось? – со страхом спрашивает Марин.

– Похоже. Нам придется послать за повитухой.

– Нет.

– Мы заплатим ей за молчание.

– Чем, Петронелла? Ты не единственная заглядывала в сундук Йоханнеса.

– Пожалуйста, Марин! У нас есть чем заплатить. Не тревожься.

– Не надо никого, кроме тебя и Корнелии. – Марин вцепляется в руку Неллы. – Я не хочу. Роды – обычная вещь. Не надо никого звать. Только ты.

– Я принесу горячую воду.

Корнелия мчится к кухонному очагу. Нелла замечает, что на стуле лежит открытая книга Бланкарта.

– Ты знаешь, что делать, Петронелла?

– Я попробую.