Миниатюрист

Вцепившись в палочку зубами, Марин тужится. Ее рот наполняется слюной, и она сплевывает.

– Выходит… – сипит она. – Я чувствую.

Нелла стаскивает с роженицы юбку, и Корнелия зажмуривается.

Красная расселина среди покрытых кровью волос, кровь. Кровь.

– Он выходит. Тужься, Марин, ну!

Стоя у окна, Корнелия начинает истово молиться. Премилосердная Мати Божия, сохрани нас под покровом Своим… Однако тут горло Марин рождает вой, высокий бесконечный стон муки.

Она кричит так, словно с нее заживо сдирают кожу, – и неожиданно, по-птичьи внезапно, наружу выходит вся головка целиком. Младенец идет лицом вниз, носом в простыни, на макушке топорщится мокрая масса темных волос.

– Есть головка! Тужься, Марин, тужься!

Крик роженицы ввинчивается в уши. Еще кровь; все вокруг становится горячим и мокрым. Кровать промокла насквозь. Столько крови – это нормально? Марин чуть не вырывает руку Корнелии в усилии вытолкнуть из чрева дитя. Головка слегка поворачивается, и Нелла с изумлением наблюдает, как крошечное существо извивается, стараясь обрести свободу.

Выходит плечико. Марин снова кричит.

– Тужьтесь, госпожа, тужьтесь, – умоляет Корнелия.

Еще усилие, еще. Марин уже не бережет себя, она отдает все без остатка. А потом обмякает, не в силах сделать ни движения, хватает ртом воздух.

– Не могу больше. Сердце…

Корнелия робко кладет руку на грудь Марин.

– Оно бьется, как птичка в клетке. Колотится.

В комнате теперь тихо. Нелла стоит на коленях, Корнелия застыла у подушки, Марин распростерлась подобно звезде, ее ноги согнуты в коленях и широко расставлены. Пламя в очаге почти погасло, огонь доедает последнее бревно. Снаружи шумит дождь. Под дверью скребется и скулит Дана.

Женщины ждут. Из кровавой жижи возникает еще одно плечико, крошечное, словно кукольное. Марин вновь начинает стонать. Нелла ухватывает плечи младенца, и его туловище целиком выпадает ей в руки вместе с последним сгустком крови. В трясущихся ладонях Нелла ощущает мокрую плотную тяжесть. У новорожденного прикрытые, словно у философа, глаза, скрюченные, мокрые, в белом налете синюшные конечности. Труды Марин завершились рождением девочки.

– Ох, Марин, – говорит она и поднимает ребенка на ладонях. – Марин, взгляни!

Корнелия плачет от радости.

– Девочка!

Длинная прочная пуповина тянется от ребенка во внутренности роженицы.

– Принеси нож, – командует Нелла. – Надо ее перерезать.

Корнелия выскакивает из комнаты. Марин, тяжело дыша, совершает попытку опереться на локти. Потом откидывается назад.

– Маленькая моя. – Голос ее прерывается. – Живая?

Нелла смотрит на ребенка, покрытого подсыхающей коркой, в окровавленных отпечатках пальцев тетушки. У малышки темные спутанные волоски, глазки зажмурены; она словно не готова еще увидеть мир.

– Она не плачет, – говорит Марин. – Почему она не плачет?

Нелла окунает ткань в горячую воду, отжимает и начинает осторожно протирать вялые ручки девочки, ее ножки и туловище.

– Ты знаешь, что делать? – спрашивает Марин.

– Да, – отвечает Нелла.

Однако она лукавит. Давай, малышка, просыпайся, просит она. Просыпайся!

Прибегает Корнелия с ножом. Ребенок по-прежнему не издает ни звука; в комнате тоже стоит мертвящая тишина. Все ждут и отчаянно молятся, страстно надеясь заметить малейшие признаки жизни.

Нелла передает младенца Корнелии и пытается перерезать пуповину. Покрытая всеми испражнениями организма, та кажется прочнее дуба. Приходится пилить; кровь снова льется на простыни, обрызгивает пол. Проскользнувшая в комнату Дана подкрадывается и заинтересованно нюхает воздух.

Из-за появления ли собаки, из-за неловких ли действий самой Неллы, но ребенок начинает плакать.

Корнелия разражается слезами.

– Хвала Господу!

Марин испускает долгий, переходящий в рыдание вздох.

Теперь Нелла держит новорожденную на руках, а Корнелия перевязывает пуповину. Оставшийся кусочек трубки вздымается над животиком ребенка, словно флаг победы.

Нелла энергичнее растирает малышку влажной тканью, зачарованно наблюдая, как по сетке тонюсеньких вен начинает циркулировать кровь. Корнелия, которая стоит рядом, подается вперед.

– Видите? – шепчет она.

– Что? – спрашивает Нелла.

Корнелия показывает на ребенка:

– Смотрите. Смотрите!

– Теа, – внезапно произносит Марин, заставив их подпрыгнуть от неожиданности. У нее сорванный хриплый голос. – Ее зовут Теа.

Марин мечется по кровати, пытается поднять руку, однако в изнеможении ее роняет.

– Теа, – эхом повторяет Корнелия, любуясь, как Нелла прикладывает девочку к груди Марин.

Тело малышки колышется вместе с неровным дыханием матери. Дрожащие пальцы Марин гладят спинку дочери, проводят по маленьким косточкам крестца. Словно котенок. У нее из глаз снова начинают катиться слезы. Корнелия утешает Марин, гладит по лбу, а та прижимает к себе дитя; головка девочки уютно устроилась в ямке на материнской шее. У Марин на лице выражение восторженного изумления, гримаса радости и боли одновременно.

– Нелла, – окликает она.

– Да?

– Спасибо тебе. Спасибо вам обеим.