Миниатюрист

– Мы шли вдоль дальней части склада. Услышали голоса. Господин Брандт прижал этого молодого человека к стене. Я ясно разглядел его лицо на фоне кирпичной кладки. У обоих слетели шляпы и были спущены штаны.

В зале раздается единый вдох; описанная картина разнузданного насилия приводит всех в ужас.

– Джек Филипс – насколько я знаю, именно таково его имя – умолял его отпустить. Он заметил нас и принялся звать на помощь. Моя жена, как вы понимаете, испытала страшное потрясение, ведь ей случалось принимать этого купца за своим столом.

Дрожащий голос Мерманса заполняет помещение.

– Продолжайте, – говорит Слабберт.

– Брандт издавал крики омерзительного удовольствия, мы это слышали своими ушами. Я оставил Агнес и пошел в их сторону. В глазах Брандта горела похоть; при моем приближении он натянул штаны и начал свирепо избивать мистера Филипса. Потом в руке у него появился нож. Я видел, как он ударил Джека в плечо. Тот сказал правду: еще немного – и удар пришелся бы в сердце. Отвратительное зрелище. И говорить об этом тяжело.

Зал слушает затаив дыхание. Йоханнес подался вперед всем своим покалеченным телом.

– Франс Мерманс, – говорит Слабберт, – вы много лет знакомы с Йоханнесом Брандтом. Он и сам это подтвердил.

– В молодости мы вместе работали.

– И все-таки, став свидетелем преступления, вы дали показания. Помните, вы клялись на Библии. Я спрашиваю: у вас есть что сказать в его оправдание?

Кажется, Мерманс борется с собой. Он не может даже поднять глаза на скорченную фигуру Йоханнеса, предпочитая терзать взглядом свою черную шляпу.

– Он и в молодости был хитроумным. Себе на уме.

– Вы поручили Йоханнесу Брандту продать ваш товар?

Нелла чувствует, что внутри ее все замирает, даже сердце сбивается с ритма. Неужели сейчас мужу предъявят еще одно обвинение: нерадивый торговец – по амстердамским меркам, вина куда как серьезная.

– Да, поручил, – отвечает Мерманс.

– Давайте поговорим об этой сделке. Должным ли образом хранился сахар? Брандт выполнил свою работу?

Мерманс колеблется.

– Да, – отвечает он все-таки. – Да. Выполнил.

Нелла привстает со скамьи. Почему Мерманс ответил именно так? Ведь, по его собственному утверждению, сахар в полном порядке. Пара олдерменов что-то отмечает в бумагах, – и Нелла осознает, что Мерманс просто не хочет показать, как сильно он зол на Йоханнеса. Скрывая историю с непроданным сахаром, Мерманс лишает Йоханнеса возможности представить суду мотив для мести. Он хочет, чтобы его показания выглядели чистой правдой, поведанной кристально честным человеком во славу Господа. Человеком, глубоко возмущенным преступлением против Бога и Республики. И ничем больше. Вряд ли сам Йоханнес решит признаваться в том, что был нерасторопен с продажей чужого товара. Поступи он так – и от его купеческой репутации ничего не останется.

Нелла не ждала от Мерманса настолько точного расчета. Она косится на Арнуда Маквреде. Теперь, когда высокое качество сахара подтверждено публично, продать его станет легче. Нечаянный подарок семейству Брандт. Чувствуя вину за такую грешную радость, Нелла старается не пропустить ни слова из показаний.

– Так вы утверждаете, что он хороший торговец? – спрашивает Слабберт.

Мерманс вздыхает.

– Вы клялись говорить правду, – нажимает арбитр. – Итак?

– Находясь под присягой, я бы… я бы усомнился в точности такой формулировки.

– То есть он – плохой торговец?

– Я полагаю, что его репутация была маскировкой. Он думал только о себе. Не весь его успех заслужен.

– И однако вы наняли его продать товар?

– Моя жена… – Он мнется.

– Продолжайте. Ваша жена…

Мерманс роняет шляпу на пол и наклоняется подобрать. Йоханнес поднимает голову, не отводя взгляда от старого друга.

– Брандт всегда очень дерзко и настойчиво навязывал свою волю. – Мерманс поворачивается к Йоханнесу. – Но я не осознавал, насколько далеко все зашло. Взятки, которые ты давал, твои долги – не только передо мной, но и перед гильдиями, чиновниками и друзьями.

– У кого я брал в долг? – спрашивает Йоханнес. – Это официальное обвинение? Тогда назови имена. Покажи мне этих людей. Покажи их учетные книги.

– Я здесь для спасения твоей души…

– Я ничего не должен тебе, Франс. И никому другому.

– Но Бог сказал мне, Йоханнес…

– Бог?

– Он сказал мне, что молчать больше нельзя. – Мерманс произносит эти слова с некоторым изумлением, словно наблюдая со стороны за собственным лицедейством, от которого явно получает извращенное удовольствие.

– Молчать? Когда дело доходит до того, чтобы меня очернить, ты очень красноречив, Франс.

– Мой старый друг нуждается в спасении, арбитр Слабберт. Он погряз в пороке. Он живет под пятой дьявола. После того, что я увидел тем вечером, я не могу молчать дальше. Ни один гражданин Амстердама не смог бы!

Мерманс поднимает голову, словно ожидая аплодисментов, – но перед ним лишь Йоханнес. Йоханнес, на лице которого неприкрытое отвращение. Подсудимый мучительно распрямляет спину. Даже с галереи Нелла слышит, как щелкают его суставы.

– Мы все слабы, Франс. Однако некоторые слабее, нежели остальные.