Миниатюрист

Аккуратно сложенная и скрепленная, перед Неллой лежит стопка писем. Руки все еще трясутся; она берет письма и начинает бегло просматривать.

…прошу вас… я приходила несколько раз, однако никого не застала…

…я получила вашу посылку. Вы считаете, я не должна выходить за него замуж?

…мой муж грозится прекратить все это, я не переживу…

…вы прислали моей двенадцатилетней малышке кота; прошу вас, довольно.

…спасибо. Он мертв уже десять лет, а я все еще по нему тоскую. Каждый день.

…откуда вы узнали?! Я схожу с ума!

На некоторых листках просто краткие указания:

Два щенка, черно-белых, один обязательно недомерок.

Красивое лицо, увеличительное стекло.

Нелла ищет свои собственные письма. Вот они. Первое написано в октябре прошлого года, когда она только приехала; Марин тогда задирала нос, а Корнелия дерзила. Я не могу рассчитывать на вашу дружбу, писала она, но как же вы искусны.

Никогда еще Нелла не чувствовала себя настолько уязвимой. Ее письма – в пачке писем других женщин Амстердама; ее тайны и страхи – среди их тайн и страхов. Она такая же, как они. Это ей двенадцать лет. Это она каждый день тоскует по умершему давным-давно мужу. Мы – женщины, имя нам легион; мы все в плену у миниатюристки. Я-то думала, она крадет мою жизнь, – а она распахнула в моей душе все двери и позволила мне заглянуть внутрь.

Нелла вытирает глаза и обнаруживает другие свои письма, включая длинное послание, которое пропало у нее в тот день, когда в холл ввалился Джек; письмо, в котором она просила набор для игры в триктрак. К нему по-прежнему был приколот вексель на пятьсот гульденов.

«Пусть деньги послужат маслом для упрямых петель вашей двери», – тогда написала она. Мастер даже не вскрыла письмо.

Должно быть, в тот день она наблюдала за мной в Старой церкви, думает Нелла, – когда Отто пришел молиться, а Агнес схватила меня за рукав. Разумеется, единственный способ выяснить, что я хочу доску для игры в триктрак, – подобраться вплотную и залезть ко мне в карман. Сторожить сторожа – в Амстердаме это самое обычное дело.

Как там сказала Корнелия? Проныра? Разве к прорицателям такое относится? Нелла обнюхивает письмо, словно надеясь почуять запах самого мастера, – возможно, аромат норвежских сосен или прохладу растущей по озерным берегам мяты. Увы, пахнет всего лишь сухой бумагой, почти как в комнате самой Неллы.

На обратной стороне ее писем есть пометки:

Попугайчик – зеленый. Муж – да, Йоханнес Брандт. Многие двери не запираются. Собака. Сестра и слуга. Географические карты – разные. В постоянном поиске; интересно посмотреть, как расцветет этот цветок – с моей помощью. Не возвращаться. Одиночество. Поговорить с мальчишкой-англичанином.

…с моей помощью, повторяет Нелла.

В дом кто-то заходит, затворяет дверь; слышится стук тяжелых башмаков. Нелла отчаянно ищет, куда спрятаться, бросается в заднюю комнатушку. Единственный предмет обстановки в ней – незаправленная узкая кровать. Нелла заползает под ее раму и затихает.

– Ты наверху? – зовет голос. Мужчина спрашивает нерешительно, даже жалобно. Для ушей Неллы его речь звучит как-то странно, непривычно. Местные жители говорят иначе.

– Я пришел, – доносится снизу. – Писем-то, писем… Просили же тебя!

Он ждет. Нелла тоже. Пыль набивается в нос, она не выдерживает и чихает. Стук башмаков приближается. Скрипят ступеньки. Мужчина шаркает подошвами по мастерской, с оханьем передвигает предметы, роется в заготовках.

– Такой талант, – слышит Нелла. – И так растратить на глупости.

Он останавливается. Нелла замирает, боясь даже дышать.

– Петронелла, зачем ты спряталась под кроватью? – зовет мужчина.

Нелла не шевелится. По телу пробегает дрожь, голове становится горячо от прилившей крови. Горло сдавило, в глазах резь. Откуда он знает мое имя?!

– У тебя ноги торчат. Ну же, девочка. У нас нет времени на баловство.

При последних словах он хихикает. Меня сейчас вырвет от страха, думает Нелла.

– Хватит, Петронелла. Давай поговорим.

Нелла лучше бы провела остаток этого кошмарного дня под неряшливой постелью мастерицы, – однако приглашение, высказанное таким тоном, заставляет ее выбраться наружу.

Увидев перед собой старичка, она удивленно вскрикивает. Он совсем маленький, раза в два меньше даже ее самой.