– Кто вы? – спрашивает она.
Его слезящиеся глазки расширяются, он делает шаг назад. Единственный пучок белых волос торчит на макушке, словно мысль, пришедшая в голову слишком поздно. Старичок озадаченно произносит:
– Ты не Петронелла.
– Петронелла, – с нарастающей паникой отвечает Нелла.
– Так кто вы? – повторяет она, стараясь держаться уверенно.
Старик подозрительно смотрит на нее.
– Я Лукас Винделбреке.
Нелла от неожиданности садится на кровать.
– Она уехала, – печально говорит старик и оглядывает все углы комнаты. – Я вижу.
– Миниатюристка?
– Петронелла.
Нелла мотает головой, словно вытрясая из ушей звук собственного имени.
– Петронелла? Мой господин, женщину, которая жила здесь, зовут Петронелла?
– Ну да. Неужели никогда не слышали? Распространенное имя.
Нелла согласна: ее собственную мать зовут так же, да и Агнес что-то такое упоминала на приеме у ювелиров. Но миниатюристка?
– Она же из Норвегии. Из Бергена.
На лицо Винделбреке набегает тень.
– Из Бергена была ее мать. Петронелла выросла со мной, в Брюгге.
– С вами? Почему?
– Почему? – повторяет Винделбреке и еще раз с надеждой оглядывает комнату. – Потому что Петронелла моя дочь.
Дочь… Произнесенное слово лишено для нее смысла. Мастер миниатюры – и чья-то
– Не верю, – говорит Нелла. – Она мастер, она не…
– Мы все откуда-то появились на свет, госпожа, – отвечает Винделбреке. – Вы полагаете, она вылупилась из яйца?
– Семья матери ее бы не приняла, – говорит Винделбреке.
– Почему?
Он ничего не отвечает и отводит глаза.
– Я писала вам, мой господин. – Нелла снова садится на кровать. Ей плохо, кружится голова.
– Если и так, ваше письмо было одним из многих.
Нелла косит глаза на стопку писем.
– Почему ваша дочь меня запугивала? И она ни разу не ответила, да и вы тоже. Я хотела знать, зачем она посылает мне все эти предметы.
– Говоря честно, госпожа, мы с ней давным-давно не виделись. – Старик прочищает горло; седой хохолок протестующе подскакивает. – Письма приходили и приходили, а потом я увидел, что она разместила в Реестре Смита объявление.
– Все же…
– Мне трудно поверить, что Петронелла пыталась вас напугать.
Нелла вспоминает Агнес, ее обкусанные ногти, ее странную, рассеянную манеру поведения.
– Полагаю, она пугала многих, мой господин.
Он морщится.
– Моя дочь – величайшее чудо этого мира, сударыня. Хотя готов признать: ей зачастую совершенно безразлично, как воспринимают ее люди. Петронелла всегда говорила, что есть вещи поважнее; она называла это «вечной мимолетностью».
Старик тоже садится на край постели, его ноги не достают до пола.
– Если бы только ее устроила работа с часами! Однако Петронелла не желала ограничивать себя пределами измеряемого времени. Своенравная, непокорная, любознательная – она высмеивала то, как люди держатся за время, за упорядоченность. Она и моим ремеслом занималась через силу, с неохотой. Часы, которые она собирала в моей мастерской, не продавались. Я признаю – они были великолепны, и все же я не решался давать им свое имя.
– Почему?
Он улыбается.
– Потому что они показывали не время! Они измеряли другие вещи – о которых люди не хотят напоминаний. Бренность существования, разбитое сердце, невежество, безрассудство. Там, где должны были располагаться цифры, она рисовала лица заказчиков. Она писала им записки, которые выскакивали из часов, когда било двенадцать. Я умолял ее остановиться. А она твердила, что видит их души, а там, внутри, нет необходимости в часах и минутах. Все равно что дрессировать кошку!
– Вы верили в эту ее способность? – спрашивает Нелла. – Такое впечатление, что многое из случившегося со мной она знала заранее.
Винделбреке гладит подбородок.
– Знала? – Он разглядывает мастерскую дочери. – Вы такая же, как остальные женщины, что мне написали. Вбили себе в голову. Так легко готовы поверить, что вашей судьбой управляет кто-то другой.
– Вовсе нет! Коли уж на то пошло, господин, ваша дочь помогла мне забрать судьбу обратно в собственные руки.
Нелла ошеломленно умолкает, поняв,
– Она вернула вам вашу собственность. – Винделбреке смотрит с улыбкой и каким-то застенчивым удовольствием. – И вот что я скажу, госпожа. Петронелла искренне верила в свое предназначение. А я пытался ее убедить, что дар внимания и наблюдательности может завести слишком далеко. Ведь тогда и другим придется стать внимательными, увидеть то же, что и она. И чем это закончится для нее? Если она вам не ответила, то, возможно, считала, что вы это поняли. Что вы увидели то, что она пыталась сказать.
Нелла чувствует, что к глазам подступают слезы.
– Но я не понимаю, – произносит она.
– Разве?
Нелла разглядывает линии на своих ладонях. Подсказки судьбы, так странно…
– Возможно, понимаю.