Миниатюрист

Корнелия цепляется за колыбель. Ее лицо белее мела. Она словно ссохлась и сморщилась. Нелле приходит на память их первая встреча в холле. Как заносчиво держалась тогда служанка, как бойко! И не поверить, что это та же самая девушка!

– Я старалась, госпожа.

– Ты сделала все, что могла.

Нелла медлит, прислушивается к звукам дома. В саду горит костер: это пылают побуревшие от крови заскорузлые простыни, и жирная сажа взлетает кверху. Сквозь языки пламени можно различить подушку и вышивку на ней: листва, яркая птица, гнездо.

Корнелия слишком много вышивает.

Марин.

– Мы ведь оставим Теа, оставим, госпожа? – шепчет Корнелия. – Ей нигде не будет безопаснее.

– Мы уже подкупаем чужих людей, чтобы сохранить тайну. Это когда-нибудь прекратится? – спрашивает Нелла.

И отвечает самой себе: когда кончатся деньги.

У Корнелии свирепый взгляд.

– Я сдохну, а не позволю волосу с нее упасть!

– Корнелия, даже если придется отослать малышку в Ассенделфт, обещаю – мы ее не бросим.

Ассенделфт далеко: как однажды сказала Агнес, почти так же далеко, как Батавия.

Нелла вновь слышит голос Марин. Ясный чистый голос, серые глаза пренебрежительно сверкают. Что делать в деревне? Нечего.

Корнелия кивает своим мыслям.

– На улице можно надевать на Теа чепчик, а дома снимать.

– Корнелия…

– И придется сказать пастору Пелликорну. О госпоже Марин. Иначе ее не похоронят. Я не хочу, чтобы ее положили у святого Антония. Слишком далеко. Пусть будет в городских стенах…

– Давай я сделаю тебе поесть, – говорит Нелла, чувствуя, что у служанки начинается истерика. – Хлеб с сыром?

– Я не голодна, – отвечает Корнелия и подхватывается на ноги. – Надо что-то приготовить и отнести хозяину.

Сейчас, когда Корнелия поглощена новой мыслью, Нелла не способна найти слова, чтобы рассказать о приговоре. Она рвется к Йоханнесу, но сначала нужно что-то сделать с телом Марин, прямо завтра с утра, не откладывая. Только поспать немного. Сегодня четверг. В воскресенье на закате они с Корнелией и Теа будут предоставлены сами себе: свободный полет – или падение? – с Лисбет Тиммерс, прицепившейся к их подолу. Была жизнь – и нет; словно поднимаешь фишку с доски. В этом городе такое не редкость.

В Амстердаме, возможно, никогда и не было такого ребенка. Здесь есть евреи-сефарды, смуглая ребятня из Лиссабона; есть мулаты, привезенные португальскими торговцами, – они ждут у синагоги на Хоутграхт, занимая места для своих хозяек. Есть армяне, беглецы из Оттоманской империи, и бог знает кто еще, – но в Амстердаме люди держатся за своих, они не смешивают кровь и веру. Вот почему все всегда пялились на Отто. Произошло очевидное нарушение всех негласных правил: необычного ребенка произвели на свет не за краем далекого моря, а в богатейшем районе Золотой излучины. Рождение Теи – что для этих каналов и мостовых может быть постыднее?

С головы до кончиков пальцев, я тебя люблю. Этот ребенок – отражение двоих. Нелла вспоминает шепот в ночи, закрывшуюся дверь, бледное лицо Корнелии, когда Нелла спрашивала ее: ты опять не спала допоздна? Старая церковь, Марин в слезах. Отто, с выражением ужаса на лице, на той же церковной скамье, только много позже. Именно тогда Марин ему и сказала?

Теа будет тайной для себя самой: ведь ее мать умерла, а отец исчез. Нелла думает о другой матери, в Бергене, и о несчастном обозленном ребенке, который рос в Брюгге со старым отцом. Почему ее увезли?

Надо поспать, а то она уже ничего не соображает. Будет новый день – но принесет ли он новое понимание?

Корнелия разглядывает лицо Теа.

– Лучше бы это был господин Мерманс… Лучше бы он.

– Почему?

Корнелия не отвечает. Она была так уверена, что все знает про тайную любовь Марин, про полученного в подарок копченого поросенка, про ревность Агнес… Нужно больше загружать Корнелию работой, бурчала Марин, недовольная склонностью служанки сочинять «истории». Мерманс действительно смотрел на сестру друга с вожделением, это так, однако сама Марин никогда ничего не утверждала напрямую. Ты носишь его ребенка, сказала ей Нелла. Я забрала у Йоханнеса то, на что не имела права – таков был ответ. Недоговоренность, как обычно: лукавая Марин не солгала – но и не сказала всей правды.

– Почему нельзя, чтобы все было как прежде? – произносит Корнелия.

Нелла берет ее за руку.

– Я должна рассказать тебе про Йоханнеса.

С сухими глазами, спокойная, служанка сидит на кровати. Цветок в ожидании бури.

– Так расскажите.

От рыданий Корнелии, кажется, рухнут стены. Конечно, просыпается Теа, и Нелла достает кричащую малышку из колыбели. Маленькие легкие неутомимо гонят воздух.

– За что Бог наказывает нас, госпожа? Ведь все в Его воле.

– Не знаю. Возможно, он задает вопрос, а мы – мы и есть ответ на этот вопрос, Корнелия. Надо терпеть. Ради Теа надо все это перенести.

Корнелия прячет лицо в ладонях.

– Сходи за Лисбет, – говорит Нелла. – Теа надо покормить.