Миниатюрист

Лисбет вопросительно смотрит на Неллу. В комнате сгущается молчание, и Нелла вспоминает слова Марин. Если ребенок выживет, он будет опозорен. Слышит ли Лисбет, как набатом колотится ее сердце? Сзади замерла Корнелия.

– Вам щедро заплатят за помощь. Гульден в день, – едва выталкивает из себя Нелла; голос дрожит от потрясения.

С головы до кончиков пальцев – я тебя люблю.

Лисбет задумчиво надувает щеки; ее грубая рука нежно гладит черные волосики Теа. Кормилица рассматривает картины, часы с маятником, серебряный кувшин. Потом взгляд перемещается на огромный кукольный дом, такой богатый, такой роскошный, что Нелле становится стыдно.

– Уверена, что заплатят, моя госпожа, – наконец говорит она. – Четыре гульдена в день.

Нелла все еще не может отойти от потрясения. Однако она прожила в Амстердаме уже достаточно долго и знает, что горожане торгуются как дышат. Становится чуть легче: Лисбет ценит деньги выше, чем секреты, – или просто радуется привалившей удаче.

Она опять ищет людям оправдание? Кормилица явно понимает, какая буря кипит под внешним спокойствием. И она знает себе цену.

Возможно, Йоханнес был прав: даже абстракции, такие как молчание, могут стать предметом торга – словно олений окорок, связка фазанов или кусок сыра. Нелла вспоминает пустой сундук в кабинете. Надо сходить к Ханне, ускорить продажу сахара. Но когда? Телега уже разогналась и несется под гору.

– Два гульдена в день.

Лисбет Тиммерс морщит нос.

– Учитывая необычные обстоятельства, уверена, вы поймете. Три.

А я ведь чуть было не сказала Франсу Мермансу, что это его ребенок, думает Нелла. И невольно вздрагивает при мысли, что могло бы случиться, узнай он еще и эту тайну.

– Договорились, госпожа Тиммерс. Три гульдена в день. За всю помощь.

Лисбет удовлетворенно кивает.

– Можете на меня положиться. Мне и самой не нужен интерес властей.

– Я не совсем вас понимаю, госпожа Тиммерс.

Лисбет ухмыляется.

– Ну и отлично. Ладно, отец есть отец. Какой бы ни был. А малышка миленькая.

– Миленькая, – эхом повторяет Нелла.

Знает ли Отто? Неужели в этом и кроется причина его бегства? Корнелия, похоже, сейчас упадет в обморок; подозревала ли она хоть что-нибудь? Как уверенно она рассказывала историю про Марин и Франса Мерманса, как гордилась репутацией королевы дверных скважин! Они с Отто дружили, он ей ровня.

Теперь Корнелия утратила свою корону.

– Они это любят, – говорит Лисбет.

Корнелия взрывается:

– На что ты намекаешь?

– Любят, когда их туго пеленают, – невинно отвечает Лисбет, будто не заметив вспышку. – Похоже на материнскую утробу.

По лицу Корнелии разливаются испуг и растерянность. Как сказать ей еще и о приговоре?

В комнате Марин, среди семян и перьев, Лисбет показывает, как правильно пеленать младенца. Теа расслабленно дремлет. Ее снова кормят, и она жадно ест – с такой же жадностью Марин склонялась над учетными книгами или рассматривала географические карты брата. Чудесная диковина: персиковое мерцание коричневой кожи Теа. Девочка тихонько сопит и сжимает пальцы в кулачок. В ее маленьком личике ясно узнаются отцовские черты. Впрочем, пока еще рано судить, как далеко зайдет это сходство.

Двигаясь как во сне, Корнелия зажигает по всему дому масляные светильники, отгоняя запах тлена. Поворачивает к стене зеркала в холле, чтобы душе хозяйки было легче найти дорогу на Небеса. Ведь они же не хотят, чтобы душа Марин застряла в камине? Пусть летит вверх, над крышами Амстердама, к облакам и выше…

Лисбет напоминает: тело Марин нужно как можно скорее убрать из дома, ребенку дурной запах может принести вред.

– Пока накройте ее холстиной, госпожа.

– Холстиной? – переспрашивает Нелла. – Ну, нет, Марин заслуживает самого лучшего полотна.

– Она предпочла бы холстину, – тихонько говорит Корнелия.

Ребенок засыпает, и Лисбет складывает свои три гульдена в карман фартука.

– Позовите, когда малышка проснется. Я живу тут рядом.

Шагая по настоянию Неллы к черному ходу – парадная дверь для Лисбет Тиммерс – непозволительное излишество, сколько бы ей ни платили, – она притормаживает и поворачивается к своей новой нанимательнице.

– Что это за штука там наверху? Большой как бы шкаф в углу. Никогда такого не видела.

– Ничего особенного, – говорит Нелла. – Игрушка.

– Просто игрушка?

– Госпожа Тиммерс…

– Ребенка нужно крестить. Не тяните, госпожа. Первые дни жизни очень опасные.

Глаза Неллы наполняются слезами. Она вспоминает заключительные слова Слабберта:

Да будет новое крещение Йоханнеса Брандта предостережением нам всем. Лисбет смотрит на нее с жалостью и досадой.

– Просто не снимайте с нее чепчик, госпожа, – произносит она шепотом. – Я бы сказала, это очень красивые волосы, но бедной детке здесь жить.

Как только она это произносит, Нелла задумывается, как такое вообще возможно. Но Корнелия никогда не отдаст ребенка.