Судя по роману «Дорога на Уиган-Пирс», если бы Оруэлл написал антиутопию в 1930-х годах, то книга была бы сатирой на механизацию и автоматизацию наподобие романа «О дивный новый мир», и в ней Оруэлл выступал бы против (как он писал в письме 1933-го) «всеобщей фордификации и ситуации, в которой все население низведено до положения послушных рабов на зарплате»115
, которых нещадно эксплуатируют «во имя Прогресса». Однако за исключением некоторых футуристических деталей (огромное министерство правды, например) роман «Тысяча девятьсот восемьдесят четвертый» очень далек от мира Уэллса. В романе Оруэлла ученые изобретают телекраны и вертолеты-шпионы, дефолианты и орудия пыток, занимаются радикальной пластиковой хирургией, работают над тем, чтобы уничтожить оргазм, а вовсе не прикладывают усилия для улучшения качества жизни. Можно сказать, что прогресс науки, как и истории, остановился. Голдстейн писал, что это произошло потому, что «научно-технический прогресс основывался на эмпирическом мышлении, которое не могло уцелеть в жестко регламентированном обществе. В целом мир сегодня примитивнее, чем пятьдесят лет назад»116.Оруэлл внимательно следил за тем, что происходило с наукой во времена правления Сталина. Писатель наблюдал за Трофимом Лысенко – советским агрономом, создавшим псевдонаучную марксистскую теорию генетики и инициировавшим чистки в рядах советских ученых. Одной из последних книг, прочитанных Оруэллом, был труд «Советская генетика и мировая наука» Джулиана Хаксли, в котором автор развенчивал псевдонаучные работы Лысенко. Так что наука в Океании больше связана с Лысенко, чем с учеными миров Уэллса.
Вернемся к встрече Оруэлла с Уэллсом. В тот период Уэллс в очередной раз вытаскивал и переписывал свои старые идеи, а также отчаянно искал кандидатов на посты лидеров нового мирового порядка. Здоровье писателя ухудшалось, он неоднократно думал о самоубийстве и ощущал себя неудачником. Редактор
«У меня нет партии, нет группы. Моей эпитафией станут слова: “Он был умным, но… недостаточно умным…” Я пишу книги и чувствую себя, словно бросаю в грязь слитки золота»119
, – жаловался он другу. К концу жизни большая часть трудов Уэллса оказалась кучкой поверхностных малоинтересных историй, попавших в твердый переплет исключительно благодаря его старой репутации и заслугам. Он слишком долго был писателем. Чувство пессимизма Уэллс выразил рисунком на стене квартиры в Ганновер-Террас, на которой был изображен путь эволюции человека и надпись: «Тебе пора уйти»120.5
Радио Оруэлл.
Вся пропаганда – это ложь, даже когда говорят правду. Я не думаю, что это имеет значение в случае, если человек знает, что и почему делает1
В августе 1941-го Оруэлл и Эйлин пригласили Уэллса на ужин. Несколькими месяцами ранее дом подруги Оруэлла Инес Холден разбомбили во время авианалета, и Уэллс предложил ей поселиться в его квартире, расположенной в перестроенном историческом здании. Холден, аристократка по происхождению, увлеклась жизнью богемы и создала свою репутацию одного из ярких молодых дарований 1920-х. Художник Энтони Пауэлл, которого она представила Оруэллу в лондонском