Минотавр

И он рассказал о своей учебе, о сфере своих научных интересов (Древний Восток, Ближний Восток, Средиземноморье), о своей диссертации, недавно законченной и защищенной, и о своих намерениях получить место преподавателя в одном из университетов Европы. Израиль, таким образом, пояснил он, был совершенно необходимым звеном в этом его путешествии по Средиземноморью, без него нельзя понять и осмыслить историю всего этого древнего региона; повсюду в этих местах история оставила о себе память. Задача специалиста — эти знаки памяти найти, прочитать и, кто знает, может быть, сказать миру новое слово.

— Поясните, пожалуйста, — сказал усталый человек за столом.

— Я мог бы привести множество примеров, — сказал Никос. — Приведу один. Возьмите рестораны. Оливковое масло, хумус или бобы, бараньи ребра на открытом огне, виноградные листья, наполненные смесью мяса и риса, — все это мне и вам предложат в Афинах и Александрии, Лимасоле и Тель-Авиве. Уверен, то же самое было бы в Дамаске, Стамбуле, который, впрочем, я предпочел бы называть Константинополем, и в Тунисе. Ясен ли мой пример?

— За посылкой, кажется, должен следовать вывод, — предположил человек в темных очках.

— Разумеется, — согласился Никос. — Есть и вывод. Если посылка правильна, из нее следует, что я не просто какой-то сомнительный левантиец греческого происхождения, а звено в бесконечной цепи древнейшей мировой культуры, ее плод, некий, скажем так, желудь этого мощного и вечного дуба, который получил шанс вновь упасть в родную почву и — кто знает, пустить здесь новые побеги.

— Красиво, — сказал человек напротив. — И как вся эта красота согласуется с намерениями некоего греческого священника, у которого вы останавливались в Иерусалиме?

— Что вы имеете в виду? — удивленно спросил Никос. И тут до него дошло. Похоже, родственник его по материнской линии не ограничивался пламенными призывами поставить сионистов на место, и за его долгими разговорами следовали вполне реальные действия. Он это понял, как понял и все остальное, связанное с этим визитом. К нему, Никосу, никакого отношения это не имело. Он облегченно вздохнул и рассмеялся. — Этот священник, — сказал он, — наш дальний родственник. Как я понимаю, он вызывает у вас подозрения. Если так — мне очень жаль. В остальном, боюсь, я не смогу быть вам полезен.

— Кажется, он предлагал вам принять участие в неких акциях? — прозвучал вопрос.

— Он говорил, и довольно много, о страданиях арабов. Это я могу подтвердить. Но предлагать… насколько я помню, он ничего мне не предлагал.

— Значит — только говорил?

— Да.

— Хотите ли вы сказать, что вам нечего больше добавить? Своей уклончивостью вы можете навлечь беду на вашего родственника. Против вас у нас нет определенных доказательств; это не означает, однако, что вы совершенно вне подозрений. Тем не менее вы иностранец, подданный другой страны. Иное дело — ваш родственник. Боюсь, что мы вынуждены будем обойтись с ним несколько более жестко. Если бы вы говорили здесь откровеннее, мы готовы были бы удовлетвориться его высылкой из страны, депортировать его обратно в Грецию. Но если вы будете упорствовать, ему придется расплатиться по всем счетам. Вы могли бы помочь ему, получив у него для нас ответы на вопросы, которые нам жизненно важны. Если с вашей помощью мы узнаем то, что нас интересует, у нас не будет нужды задавать эти вопросы ему самому, и он мог бы без ненужных трудностей возвратиться домой. Итак?

Ловушка, которую ему ставили, была столь же примитивна, сколь и действенна. Особенно если бы Никосу было что сказать. Но сказать ему было нечего. Оставалось только убедить в этом человека в темных очках.

— Своего родственника, — сказал Никос, — я увидел впервые в своей жизни. И потому лишь, что решил несколько дней провести в Иерусалиме. Боюсь, что второй такой встречи мне не предстоит. Можете мне верить или нет, но я не знаю даже степени нашего родства. Вы же говорите со мною так, словно этот человек является моим братом, готовым открыть мне свое сердце, или, с учетом возраста, — моим отцом. Не хочу лгать — даже если бы это было так, я не мог бы вам помочь. Извините. Тем более я не могу этого делать в данных обстоятельствах. Я не обладаю никакой информацией, представляющей для вас интерес, ибо я просто ничего не знаю.

Человек напротив вздохнул и поднялся. Встал и Никос. К своему удивлению, он не почувствовал облегчения. Радости тоже. Он не возражал бы против продолжения этой необычной встречи, он готов был задержаться в этой пустой комнате еще… Он смотрел в непроницаемые черные очки напротив и чувствовал устремленный на него внимательный и магнетически пронизывающий взгляд. Ему казалось даже, что вот, сдвинься он влево или вправо — и сила этого взгляда тут же вернет его на место. Это длилось не больше минуты, но было неприятно. Затем все прошло. Вместе с непонятной дрожью. Человек в очках протянул Никосу руку и сказал: