Дом настоятельницы являлся точной копией дома приора, но здесь царил иной дух: половички, подушечки, цветы в горшочках, на стене вышивки с евангельскими словами и сценами из Библии; у очага спал кот. Сесилия заканчивала обед, состоявший из жареной баранины и густого красного вина. Когда вошел настоятель, она в соответствии с правилом, введенным Годвином на случай, когда братья вынуждены общаться с сестрами, прикрыла лицо покрывалом.
Сесилию трудно было понять что с закрытым лицом, что с открытым. На словах настоятельница одобряла избрание Годвина приором, беспрекословно соблюдала все введенные им строгие правила, преследовавшие цель разделения братьев и сестер, разве что отстояла редкие случаи совместной работы в госпитале. Она никогда не возражала Годвину, и все-таки приор сомневался в ее преданности. Казалось, он разучился ее очаровывать. Прежде настоятельница смеялась его шуткам, как девчонка, а теперь то ли сделалась менее восприимчивой, то ли шутки Годвина перестали быть смешными.
Вести куртуазные разговоры с женщиной, у которой закрыто лицо, было затруднительно, потому приор сразу перешел к делу:
– Мне кажется, нам следует построить два новых дома для приема знатных и важных гостей. Один для мужчин, другой для женщин. Они будут называться домами приора и настоятельницы, но их основным назначением будет предоставлять гостям ту обстановку, к которой они привыкли.
– Интересная мысль. – Сесилия, как всегда, соглашалась, но без воодушевления.
– Внушительные каменные дома для нас обоих, – продолжал Годвин. – В конце концов, вы являетесь настоятельницей уже больше десяти лет, вам пристало жить, как подобает одной из влиятельнейших сестер королевства.
– Мы, разумеется, хотим поражать гостей не только богатством, но и святостью обители и благочестием монахов и монахинь, – заметила настоятельница.
– Разумеется, но дома должны все это выражать, как собор выражает величие Господа.
– Где вы думаете их поставить?
«Это хорошо, – подумал Годвин, – она уже переходит к практическим вопросам».
– Поблизости от нынешних.
– То есть ваш около восточной части собора, рядом со зданием капитула, а мой здесь, у рыбного садка.
Годвину показалось, что Сесилия над ним издевается. Приор не видел ее лица. «Эти покрывала все-таки имеют недостатки», – мысленно поморщился он.
– Вы можете выбрать другое место.
– Да, могу.
Наступило молчание. Годвину было трудно заговорить про деньги. Может, изменить правило насчет закрытых лиц – например, сделать исключение для настоятельницы. Иначе слишком сложно разговаривать. Но начать пришлось.
– К несчастью, я не в состоянии внести свой вклад в расходы по строительству. Мужской монастырь очень беден.
– Вы хотите сказать, в постройку дома настоятельницы? Я этого и не ожидала.
– Нет, я имею в виду и дом приора.
– Ах вот как. Желаете, чтобы сестринская обитель построила оба дома?
– Боюсь, что да, я вынужден просить вас об этом. Надеюсь, вы не станете возражать.
– Ну, ради славы Кингсбриджского аббатства…
– Я знал, что вы именно так смотрите на дело.
– Погодите-ка… Но как раз сейчас идет строительство крытого двора для сестер, поскольку мы не можем больше пользоваться общим двором.
Годвин промолчал. В свое время он разозлился на то, что Сесилия, проявив склонность к сумасбродному расточительству, заказала двор Мерфину, а не более дешевому Элфрику, но сейчас об этом не стоило говорить.
Настоятельница между тем продолжала:
– А когда он будет построен, мне придется возвести новую библиотеку и закупить книги, так как мы не можем больше пользоваться мужской библиотекой.
Годвин нетерпеливо топнул ногой. При чем тут это?
– А потом понадобится крытый вход в собор на случай непогоды – ведь теперь мы ходим другим путем, не тем, что братья.
– Очень разумно, – отозвался приор, лишь усилием воли подавив желание воскликнуть: «Да не тяни же ты!»
– Следовательно, – подытожила Сесилия, – мы сможем рассмотреть этот вопрос года через три.
– Три года? Но я хотел бы приступить к строительству уже сейчас!
– О, боюсь, сейчас об этом говорить не приходится.
– Почему?
– Понимаете, на строительство мы выделяем определенные суммы.
– Но разве дома не важнее прочего?
– Мы обязаны придерживаться своего плана.
– Почему?
– Чтобы сберечь деньги и сохранять независимость. Мне бы не хотелось пойти по миру с протянутой рукой, – колко добавила настоятельница.
Годвин не знал, что сказать. Хуже того, у него появилось отвратительное чувство, что Сесилия смеется над ним под своим покрывалом. А приор терпеть не мог, когда над ним смеются.
Он резко встал и холодно произнес:
– Спасибо, мать Сесилия. Мы еще вернемся к этому разговору.
– Непременно. Через три года. Я буду ждать.
Теперь приор был уверен, что она издевается.
Годвин повернулся и торопливо вышел. У себя он упал в кресло, кипя праведным негодованием.
– Ненавижу эту женщину, – бросил он ожидавшему Филемону.
– Отказала?
– Сказала, что к разговору можно будет вернуться через три года.
– Это хуже, чем просто отказ. – Послушник покачал головой. – Это отказ на три года.
– Мы в ее власти, деньги у нее.