Мир без конца

– Я думала, новые правила касаются только водяных и ветряных мельниц, на которые нет разрешения.

– Завтра я с констеблем Джоном должен обойти город, обыскивая дома и ломая незаконные ручные мельницы. Не могу при этом говорить людям, что свою сохранил. Поэтому вышел на улицу, чтобы все меня видели.

– Вот уж не думала, что Годвин вознамерится лишить бедняков хлеба насущного, – мрачно проговорила Керис.

– Мы, к счастью, еще можем ткать. Благодаря тебе.

Девушка усилием воли заставила себя вернуться к делам.

– Как обстоит?

– Все готово.

– Быстро!

– Зимой будет дольше. А летом светло шестнадцать часов, и с помощью Медж у меня выходит по шесть ярдов в день.

– Чудесно!

– Зайди, покажу.

Жена Марка Медж с младенцем на руках готовила у очага в задней части единственной в доме комнаты. Рядом робко жался мальчик чуть постарше. Медж была почти на фут ниже мужа, но отличалась крепким телосложением, пышной грудью и мощными ягодицами. Керис при взгляде на нее всякий раз думала, что она похожа на пухлого голубя. Выступающий подбородок придавал ее облику воинственность, в самом деле присущую норову Медж. Впрочем, шумливая Медж имела доброе сердце, и Керис ее любила. Хозяйка предложила гостье кружку эля, но девушка отказалась, зная, что для семейства такие расходы – непозволительная роскошь.

Ткацкий станок Марка – деревянная, квадратная, со стороной больше ярда рама на подставке – занимал бо́льшую часть жилого пространства. За ним, у задней двери, виднелся стол с двумя лавками. Очевидно, спали домочадцы на полу вокруг станка.

– Я делаю узкие дюжины, – объяснил Марк. У стены лежало четыре меры коричневого бюреля, ярд шириной и по дюжине ярдов в длину. – Не могу ткать широкие, у меня нет места для бердо нужной ширины. Из одного мешка шерсти выходит четыре узкие дюжины.

Керис отдала ему в обработку грубую шерсть в обычном мешке. Медж занималась мытьем, отбором и прядением. Пряли бедные женщины города, а мыли и отбирали нити их дети.

Девушка пощупала сукно. Она волновалась, ведь первая часть ее плана оказалась завершена.

– Почему так неплотно? – спросила Керис.

Марк ощетинился:

– Неплотно? Мой бюрель самого плотного плетения во всем Кингсбридже!

– Я знаю, это не упрек тебе. Но итальянское сукно совсем другое, а они делают его из нашей шерсти.

– Отчасти это зависит от того, с какой силой ткач притягивает к себе батан, прижимая уточную нить.

– Не думаю, что итальянские ткачи сильнее тебя.

– Тогда дело в станках. Чем лучше ткацкий станок, тем плотнее ткань.

– Чего я и боялась. – Это значило, что Керис не сможет соперничать с высококачественным итальянским сукном, если не приобретет итальянские ткацкие станки, что представлялось невозможным.

«Решай задачи по очереди», – сказала она себе. Девушка заплатила Марку четыре шиллинга, из которых он приблизительно половину отдаст прядильщицам. Получается, доход Керис составил восемь шиллингов. Но для моста это не деньги. Кроме того, если трудиться вот так, на то, чтобы соткать всю шерсть отца, уйдут годы.

– А можно ткать быстрее? – спросила Керис Марка.

Ей ответила Медж:

– В Кингсбридже есть немало ткачей, но большинство из них уже работают на других торговцев шерстью. Можно поискать в крупных деревнях. Везде, как правило, есть прядильщица со станком. Обычно они делают сукно из собственной пряжи для односельчан. Такие, если им платить, охотно возьмутся за стороннюю работу.

Керис совладала со своими опасениями.

– Хорошо. Я дам тебе знать. А это сукно отнесете Питеру-красильщику, чтобы он его для меня покрасил?

– Конечно. Прямо сейчас и отнесу.

Керис отправилась домой обедать, погруженная в глубокие раздумья. Чтобы получить ощутимый доход, ей придется потратить почти все оставшиеся у отца деньги. Если затея не выгорит, они останутся ни с чем. Но какой выход? Ее план сопряжен с риском, но других планов нет вообще ни у кого.

Дома Петранилла как раз ставила на стол баранью похлебку. Эдмунд сидел во главе стола. Провал шерстяной ярмарки в денежном выражении произвел на него более тяжелое впечатление, чем Керис могла предположить. Привычная веселость пригасла, он часто погружался в задумчивость, даже в рассеянность. Девушка начинала беспокоиться за отца.

– Я видела, как Марк-ткач разбил свою ручную мельницу, – сообщила она, садясь за стол. – Какой прок в этом новом правиле?

Петранилла наморщила нос.

– Годвин имеет на это полное право.

– Его права давно устарели, ими никто не пользовался много лет. Где еще аббатства учиняют такое?

– В Сент-Олбансе, – весомо ответила тетка.

– Я слышал про Сент-Олбанс, – откликнулся Эдмунд. – Тамошние жители время от времени громят монастырь.

– У Кингсбриджского аббатства есть право собирать деньги, которые оно потратило на постройку мельниц, – возразила Петранилла. – Ты ведь тоже, Эдмунд, хочешь вернуть деньги, которые вкладываешь в мост. Как бы ты отнесся к тому, если бы кто-то построил второй мост?

Олдермен промолчал, зато ответила Керис:

– Все дело в сроках. Монастырские мельницы были построены сотни лет назад, заодно с кроличьими и рыбными садками. Никто не имеет права вечно задерживать развитие города.