Мир без конца

– Я иногда слушаю стариков, – с отсутствующим видом вдруг произнес Филемон. – Удивительно, сколько можно узнать таким образом.

– Ты это к чему?

– Когда аббатство построило мельницы, сукновальни, рыбные и кроличьи садки, монахи ввели правило, согласно которому горожане обязаны были пользоваться всем этим, причем за плату. Им запрещалось самостоятельно молоть зерно, валять сукно, разводить рыбу – они все должны были делать через нас. Так аббатство восполняло свои расходы.

– Но это правило давно не соблюдается.

– Верно. Сначала горожанам разрешили строить что-то свое с уплатой возмещения, а при настоятеле Антонии и о том забыли.

– Теперь в каждом доме ручная мельница.

– А у рыбарей свои садки, с полдюжины кроличьих садков, красильщики сами валяют сукно, заставляя своих жен и детей топтать его ногами, и не пользуются монастырской сукновальней.

Годвин ощутил прилив возбуждения.

– Если бы они платили возмещение за право строить свои мастерские…

– Это куча денег.

– Они завизжат, как поросята. – Приор нахмурился. – Мы можем доказать эту необходимость?

– Старые правила многие помнят. Кроме того, это обязательно должно быть где-нибудь прописано, скорее всего в «Книге Тимофея».

– Узнай поточнее, сколько составлял размер возмещения. Если ссылаться на прежние порядки, лучше придерживаться правды.

– Позвольте кое-что предложить…

– Конечно.

– Разумнее объявить о новых правилах с кафедры на воскресной службе. Тем самым вы подчеркнете, что это воля Божья.

– Дельная мысль, – согласился настоятель. – Именно так я и сделаю.

33

– Я кое-что придумала, – сказала Керис отцу.

С легкой улыбкой олдермен опустился на большой деревянный стул во главе стола. Девушка знала эту улыбку и этот взгляд, недоверчивый, но заинтересованный.

– Ну, выкладывай.

Керис слегка волновалась. Она не сомневалась, что ее план осуществим и спасет состояние отца и мост Мерфина, но удастся ли убедить родителя?

– Оставшуюся шерсть нужно соткать в сукно и покрасить, – просто сказала она и в ожидании ответа затаила дыхание.

– Торговцы шерстю нередко поступали так в трудные времена. Но скажи мне, почему ты считаешь, что это выполнимо? Сколько потребуется денег?

– За мытье шерсти, прядение и ткачество – четыре шиллинга за мешок.

– А сколько получится сукна?

– Из мешка дешевой шерсти, который ты покупал за тридцать шесть шиллингов, выйдет сорок восемь ярдов сукна. Еще четыре шиллинга ткачам.

– А это сукно можно будет продать за…

– Некрашеный бюрель стоит шиллинг за ярд – значит, сорок восемь шиллингов. Восемь шиллингов дохода.

– Немного, учитывая, сколько придется трудиться.

– Это не все.

– Продолжай.

– Ткачи продают бюрель, потому что хотят как можно скорее получить деньги. Но если потратить еще двадцать шиллингов на сукноваляние, затем покрасить, отворсовать и подстричь ворс[53], можно просить двойную цену – по два шиллинга за ярд. Тогда выйдет девяносто шесть шиллингов, то есть уже тридцать шесть шиллингов дохода.

Эдмунд задумался.

– Если все так просто, почему никто этого не делает?

– Никто не хочет тратить деньги.

– Я тоже не хочу.

– Ты получил три фунта от Вильгельма из Лондона.

– Хочешь, чтобы мне не на что было закупать шерсть в следующем году?

– С такими ценами лучше вообще прекратить этим заниматься.

Олдермен усмехнулся.

– Пожалуй, ты права. Ладно, попробуй на чем-нибудь дешевом. У меня есть пять мешков грубой шерсти из Девона, которую итальянцы не берут. Один твой; посмотрим, что у тебя получится.

* * *

Через две недели Керис увидела, как Марк-ткач крушит свою ручную мельницу.

Девушка была настолько потрясена видом бедолаги, уничтожавшего важнейшее приспособление своего ремесла, что ненадолго забыла о собственных заботах.

Ручная мельница состояла из двух каменных дисков, шероховатых с одной стороны. Меньший диск сопрягали с большим, точно совмещая неглубокие впадины шероховатыми поверхностями друг к другу. Торчавшая деревянная рукоять позволяла вращать верхний диск, а нижний оставался неподвижным. Зерна между камнями быстро перетирались в муку.

Ручные мельницы имелись у большинства небогатых жителей Кингсбриджа. Самые бедные не могли себе позволить и такой малости, а зажиточным они не требовались, так как те покупали у мельников уже молотую муку. Но семействам вроде семьи Марка, считавшим каждое заработанное пенни, чтобы прокормить детей, ручную мельницу послал во спасение сам Господь.

Марк бросил свою мельницу на землю перед крохотным домом. Он одолжил у кого-то огромный молот с длинной рукояткой и железной насадкой. За отцом наблюдали двое его детей – худенькая девочка в поношенном платье и голый малыш. Марк занес молот над головой и опустил вниз по широкой дуге. Это надо было видеть: самый крупный мужчина Кингсбриджа, плечи, как у ломовой лошади… Камень треснул, словно яичная скорлупа, и осколки разлетелись в разные стороны.

– Святые угодники, что ты творишь? – воскликнула Керис.

– Нам теперь придется молоть зерно на аббатской водяной мельнице и за двадцать четыре часа пользования ею отдавать один мешок.

Марк говорил спокойно, но Керис пришла в ужас.