Ему стало скучно наблюдать за Грегори, но уходить он не собирался. Он доставил то, что следовало, и был готов сидеть на месте, пока Грегори не выполнит свою часть сделки.
Законник терпеливо просматривал документы. Одна хартия привлекла его внимание, он прочел ее целиком, но потом все же кинул в мешок к остальным.
Почти всю последнюю неделю Ральф и Алан провели в Бристоле. Вряд ли кто-либо потребовал бы с них отчета о перемещениях, но на всякий случай они приняли меры предосторожности – гуляли в тавернах каждый вечер за исключением той ночи, когда наведались в Кингсбридж. Конечно, другие гуляки не забудут тех, кто ставил им дармовую выпивку, но скорее всего не вспомнят, что один вечер благодетели отсутствовали. А даже если и вспомнят, то точно не смогут сказать, когда это было, на четвертую среду после Пасхи или в третий четверг перед Духовым днем.
Наконец стол опустел, а мешок снова наполнился.
– Ну, нашли что искали? – спросил Ральф.
Лонгфелло ответил вопросом на вопрос:
– Вы принесли все?
– Все.
– Хорошо.
– Значит, не нашли?
Грегори, как всегда, осторожно подбирал слова:
– Искомого документа здесь нет. Однако я наткнулся на хартию, которая объясняет, почему эта… оказия… вызвала интерес в последние месяцы.
– Значит, вы довольны, – уточнил Ральф.
– Да.
– И королю не о чем беспокоиться.
Законник нетерпеливо заерзал.
– Беспокойство короля не ваша забота, а моя.
– Следовательно, я вправе ожидать вознаграждения.
– О да. К сбору урожая вы станете графом Ширингом.
Ральф довольно усмехнулся. Граф Ширинг, наконец-то. Он получил то, к чему столь долго стремился. Хорошо, что отец еще жив, успеет порадоваться.
– Спасибо.
– На вашем месте я бы поухаживал за леди Филиппой.
– Поухаживал? – изумленно переспросил Ральф.
Грегори пожал плечами.
– Разумеется, выбор у нее невелик, но правила следует соблюсти. Скажите ей, что король дозволил вам просить ее руки и вы надеетесь, что она полюбит вас так же, как вы любите ее.
– Ладно.
– Не забудьте преподнести какой-нибудь подарок.
73
На рассвете в день похорон Тилли Керис и Мерфин встретились на крыше собора.
Это был отдельный, особый мир. Старшим ученикам монастырской школы давали упражнение в геометрии, поручая вычислить площадь шиферного покрытия. Работникам требовался постоянный доступ для починки и замены обветшавших плит, поэтому верхнюю часть сооружения пронизывали проходы и лестницы, лепившиеся к скатам и вершинам, углам, водостокам, башенкам, водоотводам и горгульям. Башню над средокрестием до сих пор не перестроили, но от вида с крыши все равно захватывало дух.
Аббатство уже проснулось. Ожидалось, что похороны будут многолюдными. Тилли при жизни была все равно что никем, но пала жертвой гнусного убийцы, оказалась знатной дамой, погибшей в женской обители, и попрощаться с нею явятся люди, прежде не сказавшие ей и трех слов. Керис с удовольствием прогнала бы всех этих скорбящих, чтобы они не разнесли чуму дальше, но это было не в ее власти.
Приехавший на поминальную службу епископ Анри остановился в лучших покоях дворца приора, вот почему теперь Керис и Мерфин ночевали раздельно – она в сестринском дормитории, а он вместе с Лоллой в «Остролисте». Скорбящий вдовец Ральф поселился в отдельной комнате над госпиталем. За его сыном Джерри присматривали монахини. Леди Филиппа и ее дочь Одила, единственные уцелевшие родственники убитой, тоже остановились в госпитале.
Ни Мерфин, ни Керис не говорили с Ральфом, который приехал накануне. Они не могли ничего поделать, не видели ни малейшей возможности добиться справедливости для Тилли, поскольку не могли доказать его причастность к убийству. Но правда была им известна. Они не спешили делиться этой правдой с кем бы то ни было, полагая, что в том нет смысла. Сегодня днем им придется притворяться, что они искренне сострадают Ральфу, и это будет нелегко.
Пока важные гости спали, монахини и служки аббатства усердно готовились к поминкам. Над пекарней поднимался дым: в печи уже выпекались десятки длинных четырехфунтовых пшеничных хлебов. Двое мужчин катили к дворцу приора полную бочку вина. Для простолюдинов послушницы расставляли на лужайке скамьи и грубые столы.
Солнце взошло над рекой и косыми лучами позолотило крыши Кингсбриджа. Керис всматривалась в разрушения, причиненные городу девятью месяцами чумы. С высоты она видела провалы в рядах домов, зиявшие, точно выпавшие зубы. Деревянные постройки, конечно, и без того постоянно приходили в негодность: из-за пожаров, дождей, ошибок строителей, да просто ветшали от времени, – но теперь их никто не чинил. Стоило дому покоситься, его жильцы, недолго думая, перебирались в один из опустевших на той же улице. Единственным, кто еще что-то строил, был Мерфин, и на него смотрели как на чокнутого мота.
За рекой, на новом, недавно освященном кладбище трудились могильщики. Чума никак не желала уходить. Когда же она закончится? Неужели дома и дальше будут разваливаться, пока от города ничего не останется, пока он не превратится в груду черепичных осколков и обугленных остовов вокруг пустого собора и огромного кладбища окрест?