Мир без конца

– Благодарю, графиня, – скорбно ответил он. – Тилли была так молода. Но мы, воины, привычны к внезапным смертям. Сегодня человек спасает тебе жизнь и клянется в вечной дружбе и преданности, а завтра ему в сердце вонзается арбалетный болт, и вы его забываете.

Филиппа посмотрела на него с таким выражением, которое напомнило Ральфу недавний взгляд сэра Грегори, где любопытство мешалось с отвращением. Неужто ее смутило и задело его отношение к смерти Тилли?

– У вас остался сын.

– Да, Джерри. Сегодня за ним смотрят монахини, однако завтра я заберу его в Тенч-холл. Придется искать кормилицу. – Ральфу подумалось, что пора, пожалуй, отпустить намек: – Хотя, разумеется, нужна женщина, которая заменит ему мать.

– Верно.

Тут он вспомнил, что и Филиппа понесла утрату:

– Вам-то известно, что такое лишиться супруга.

– Мне выпало счастье провести с моим ненаглядным Уильямом двадцать один год.

– Вам, должно быть, очень одиноко. – Быть может, сейчас не лучшее время для подобных разговоров, но Ральф решил подвести беседу к желанной теме.

– Это так. Я потеряла трех мужчин – Уильяма и обоих наших сыновей. Замок выглядит таким пустым.

– Возможно, это продлится недолго.

Филиппа посмотрела на него так, словно подумала, что ослышалась, и Ральф понял, что сказал что-то оскорбительное. Потом она отвернулась и заговорила с епископом Анри.

Справа от Ральфа сидела Одила.

– Хотите пирога? – спросил он. – С мясом фазана и зайчатиной. – Девушка молча кивнула, и Ральф отрезал ей кусок. – Сколько вам лет?

– В этом году будет пятнадцать.

Высокая Одила фигурой пошла в мать, унаследовав полную грудь и широкие женские бедра.

– Выглядите старше, – заметил Ральф, косясь на ее грудь.

Он хотел сказать любезность, ведь молодые люди обычно стремятся выглядеть старше, но Одила покраснела и отвернулась.

Ральф уставился на нож в руке, подцепил кусок свинины с имбирем и задумчиво принялся жевать. Надо признать, он не слишком хорош в том, что Грегори называл ухаживанием.

* * *

Керис сидела слева от епископа Анри, а с другого бока оказался Мерфин как олдермен Кингсбриджа. Рядом с олдерменом посадили сэра Грегори Лонгфелло, который прибыл сюда три месяца назад на похороны графа Уильяма и до сих пор оставался в городе. Настоятельнице пришлось старательно скрывать отвращение, вызванное тем, что она оказалась за одним столом с убийцей Ральфом и человеком, который почти наверняка подстрекал того к убийству. Но ей предстояло многое сделать на этом пиру. У нее имелся план по возрождению города, и восстановление городских стен являлось лишь первой частью этого плана. А для второй части требовалось заручиться поддержкой епископа Анри.

Керис налила епископу прозрачного, как слеза, красного гасконского вина. Анри сделал большой глоток и промокнул губы:

– Вы хорошо говорили на службе.

– Спасибо, – ответила она, мысленно отметив язвительный упрек, содержавшийся в похвале. – Жизнь в этом городе скатывается к беспорядку и разврату, и если мы хотим исправить положение, нужно, чтобы горожане воспрянули духом. Не сомневаюсь, что вы с этим согласны.

– Поздновато спрашивать моего согласия. Но да, я согласен. – Анри смотрел на мир сугубо практично и не видел толку махать кулаками после драки. Керис на это и рассчитывала.

Она положила себе жареного мяса цапли с перцем и кассией[86], но не притронулась к еде: слишком многое нужно было высказать.

– Я не собираюсь довольствоваться починкой городских стен и выборами констебля с помощниками.

– Я предвидел нечто подобное.

– Считаю, что вы как епископ Кингсбриджа должны служить в самом высоком соборе Англии.

Анри поднял бровь.

– Не ожидал.

– Двести лет назад Кингсбриджское аббатство являлось одним из важнейших в Англии. Оно снова должно стать таковым. Новая соборная башня ознаменует собою возрождение монастыря и ваше главенствующее положение среди епископов.

Анри позволил себе улыбнуться уголком рта, но явно был доволен. Он понимал, что ему льстят, и получал от этого удовольствие.

– Башня послужит и городу, – продолжала Керис. – Ее будет видно издалека, она приведет в Кингсбридж больше паломников и торговцев.

– Кто оплатит строительство?

– У аббатства достаточно денег.

Епископ удивился:

– Приор Годвин вечно жаловался на нехватку средств.

– Он совсем не умел вести хозяйство.

– Мне всегда казалось, что он разбирается в делах.

– Вы не одиноки. Беда в том, что он все время принимал неверные решения. Давным-давно он отказался починить сукновальню, которая исправно приносила бы доход, а вместо этого построил себе совершенно бесполезный дворец.

– Что же изменилось?

– Я заменила большинство старост более молодыми, охочими до перемен; приблизительно половину земель аббатства отдала под пастбища, за которыми проще следить, когда не хватает рук. Остальные я сдала в аренду, освободив держателей от обычных обязательств. Кроме того, мы получаем налог на наследство, а многие люди, у кого из-за чумы не осталось родных, завещали нам имущество. Мужской монастырь сейчас не уступит достатком женскому.

– Значит, все ваши держатели земли – свободные крестьяне?