Подали сладости – клубнику в сахаре, медовые вафли, финики, изюм и вино с пряностями. Ральф осушил кубок и налил себе еще, надеясь, что вино облегчит разговор. Он не понимал, почему с Филиппой так трудно. Из-за того, что сегодня похороны его жены? Потому, что Филиппа графиня? Или потому, что он безнадежно влюблен в нее много лет и теперь не может поверить, что наконец она станет принадлежать ему?
– Вы отсюда в Эрлкасл? – спросил он.
– Да, завтра.
– Надолго задержитесь?
– А куда еще мне ехать? – Она нахмурилась. – Почему вы спрашиваете?
– Если позволите, я вас навещу.
– С какой целью? – холодно уточнила Филиппа.
– Я хотел бы обсудить с вами один вопрос, неуместный здесь и сейчас.
– О чем вы?
– Я заеду к вам в ближайшие дни.
Графиня разволновалась и повысила голос:
– О чем нам с вами говорить?
– Как я уже сказал, сегодня это неуместно.
– Потому что мы хороним вашу жену?
Ральф кивнул. Филиппа побледнела.
– О господи… Вы ведь не хотите сказать, что…
– Я еще раз вынужден повторить, что не намерен обсуждать это сейчас.
– Но я должна знать! Вы собираетесь жениться на мне?
Ральф помедлил, пожал плечами, затем кивнул.
– Но на каком основании? Для этого требуется разрешение короля!
Ральф молча посмотрел на нее и приподнял бровь.
Она резко встала.
– Нет!
Все обернулись к ней, а Филиппа гневно воззрилась на Грегори.
– Это правда? Король хочет выдать меня замуж за него? – Она презрительно ткнула пальцем в Ральфа.
Тому стало обидно. Он не ожидал открытой неприязни. Неужели он настолько ей противен?
Лонгфелло с упреком посмотрел на Ральфа.
– Не самый благоприятный случай поднимать этот вопрос…
– Так это правда! – воскликнула графиня. – Господи помилуй!
Ральф перехватил полный ужаса взгляд Одилы. А этой-то он что такого сделал?
– Я этого не потерплю, – проговорила Филиппа.
– А почему, собственно? – процедил Ральф. – В чем дело? Какое право вы имеете смотреть на меня и мою семью сверху вниз? – Он огляделся. Брат, временный союзник Грегори, епископ, настоятельница, мелкие лорды, видные горожане – все в недоумении молчали, потрясенные выходкой Филиппы.
Не ответив Ральфу, Филиппа обратилась к Лонгфелло:
– Я этого не сделаю! Не сделаю, слышите? – Она побелела от гнева, но по ее лицу струились слезы.
«Какая же она красивая, – подумалось Ральфу, – пускай отвергает и унижает меня».
Грегори сухо отрезал:
– Это не ваше решение, леди Филиппа, и уж точно не мое. Король поступает так, как ему угодно.
– Вы можете надеть на меня свадебное платье, можете подвести к алтарю. – Филиппа ткнула пальцем в епископа Анри. – Но когда епископ спросит меня, согласна ли я стать женой Ральфа Фицджеральда, я не скажу «да»! Ни за что! Никогда, слышите, никогда!
Она бросилась из комнаты, Одила выбежала за матерью.
После поминок горожане разошлись по домам, а важные гости поднялись в свои комнаты, чтобы отдохнуть после пиршества. Настоятельница следила за тем, как убирают со столов. Она всей душой сочувствовала Филиппе, тем более что знала, в отличие от нее, что Ральф убил свою жену. Но Керис заботила судьба целого города, а не единственного человека, и больше она размышляла о собственных достижениях. Все прошло гораздо лучше, чем она ожидала. Горожане ее поддержали, епископ согласился на все предложения. Может, несмотря на чуму, былая жизнь все-таки вернется в Кингсбридж.
У черного хода, где навалили кучу костей и хлебных корок, она увидела кота Годвина Архиепископа, старательно обгрызавшего утиный костяк. Керис шуганула кота, но тот отбежал на несколько ярдов, потом пошел нарочито медленно, нагло задрав хвост с белым кончиком.
Погруженная в раздумья, Керис поднялась по лестнице, прикидывая, как приступить к осуществлению плана, на который согласился Анри, открыла дверь, зашла в свою спальню, которую делила с Мерфином, – и на мгновение растерялась.
Посреди комнаты замерли двое мужчин, и настоятельница сперва решила, что ошиблась зданием, потом подумала, что ошиблась дверью, и тут только вспомнила, что ее спальню – лучшую во дворце – предоставили в распоряжение епископа.
Этими двумя мужчинами были Анри и его помощник каноник Клод. Керис понадобилось некоторое время, чтобы осознать, что они оба голые, обнимаются и целуются.
Настоятельница в изумлении уставилась на них.
– Ой!
Мужчины не слышали, как открылась дверь, и, пока Керис молчала, не догадывались, что за ними кто-то наблюдает. Услышав ее изумленный возглас, они оба обернулись. Лицо Анри исказила гримаса откровенного ужаса. Епископ разинул рот.
– Простите, – извинилась Керис.
Мужчины отпрянули друг от друга, как будто рассчитывая, что так никто не заподозрит их ни в чем предосудительном. Потом вспомнили, что они голые. Дородный Анри щеголял заметным брюшком, руки и ноги у него были пухлыми, на груди курчавились седые волосы. Клод был моложе и стройнее, почти не имел волос на теле за исключением густой рыжеватой поросли в паху. Керис мельком подумалось, что никогда прежде ей не доводилось видеть сразу два возбужденных члена.