Неделю спустя настоятельница с братом Томасом осматривала городские стены. Работа предстояла тяжелая, но простая. После разметки линии стены выкладывать камень смогут и неопытные молодые каменщики заодно с подмастерьями. Керис радовалась, что восстановление стен не стали откладывать: в смутные времена город должен быть в состоянии защитить себя. Вдобавок у нее имелось и более важное побуждение. Она надеялась, что, если принудить горожан обороняться от нападений извне, это подведет их к мысли о необходимости наведения порядка и улучшения нравов в самом городе.
Керис поражалась тому, что судьба словно уготовила ей нынешнюю должность. Она сама никогда не стремилась соблюдать правила, всегда отвергала догмы и условности, руководствовалась собственными соображениями. А теперь призывает к порядку гуляк. Просто чудо, что никто до сих пор не назвал ее лицемеркой.
«Объяснялось это, – думала она, – очень просто: одни люди без правил чувствуют себя как рыба в воде, а другие нет. Мерфина, к примеру, лучше не ограничивать». Ей припомнились те изображения мудрых и неразумных дев, которые он когда-то вырезал на соборной двери; эти изображения настолько отличались от всего, что делали раньше, что Элфрик воспользовался их необычностью как предлогом – мол, потому он и уничтожил дверь. Да, Мерфину правила лишь вредили. Но людям вроде Барни и Лу, работников со скотобойни, законы необходимы, иначе они спьяну изувечат друг друга.
Увы, ее положение прочным не назовешь. Когда пытаешься заставить людей соблюдать законы и порядки, трудно объяснить, что к тебе эти правила не относятся.
Керис размышляла над этим, возвращаясь с Томасом в аббатство. Перед собором ее ждала взволнованная сестра Джоана.
– Этот Филемон меня довел! Он утверждает, что вы украли его деньги, и требует их у меня обратно!
– Успокойся. – Керис отвела Джоану к крыльцу и усадила на каменную скамью. – Отдышись и расскажи, что случилось.
– Филемон зашел ко мне после службы третьего часа и попросил десять шиллингов на свечи для ковчега святого Адольфа. Я ответила, что спрошу у вас.
– Правильно.
– Филемон очень рассердился, стал кричать, что это деньги братьев, что я не имею никакого права отказывать ему, и потребовал ключи. Мне почудилось, что он был готов их отобрать силой, и я его предупредила, что ключи бесполезны, так как он не знает, где сокровищница.
– Как хорошо, что мы сохранили это в секрете.
– Видимо, он нарочно выбрал время, когда меня не было в монастыре, – сказал стоявший рядом Томас, который внимательно слушал. – Трус.
– Джоана, ты поступила совершенно правильно, – проговорила Керис. – Мне очень жаль, что он тебе нагрубил. Томас, найди его, пожалуйста, и приведи ко мне во дворец.
Глубоко задумавшись, она пошла через кладбище во дворец. По всей видимости, Филемон намерен учинить смуту. Но он не из тех забияк, которых она привыкла с легкостью осаживать. Это коварный противник, и ей понадобится проявить изворотливость.
Когда Керис открыла дверь во дворец приора, Филемон уже сидел в зале во главе длинного стола.
Настоятельница остановилась в дверях.
– Ты не имеешь права здесь находиться. Я особо подчеркивала, что…
– Я искал тебя, – перебил Филемон.
Пожалуй, отныне придется запирать двери. Хотя этот стервец все равно изыщет возможность не выполнять прямое распоряжение.
Она с трудом сдерживала ярость.
– Ты не там меня искал.
– Но ведь нашел.
Керис пригляделась к нему. Он побрился, подстригся, надел новый балахон. Теперь он с головы до пят выглядел старшим монахом, уверенным и властным.
– Я говорила с сестрой Джоаной, – сказала Керис. – Она крайне недовольна.
– Я тоже.
Вдруг она поняла, что Филемон сидит в большом кресле, а она стоит перед ним, будто просительница перед господином. До чего же умело он проделывает такие штуки.
– Если тебе нужны деньги, ты должен спрашивать у меня.
– Я помощник настоятеля!
– А я исполняю обязанности настоятеля и выше тебя. – Керис повысила голос: – Потому и прежде всего, разговаривая со мной, ты должен стоять!
Филемон вздрогнул от перемены тона, но быстро взял себя в руки, оскорбительно медленно поднялся с кресла, и настоятельница села.
Его это как будто не смутило.
– Я так понимаю, что ты на братские деньги хочешь построить новую башню.
– Да, по приказу епископа.
По его лицу скользнула гримаса раздражения. Он надеялся втереться в доверие к епископу и сделать того своим союзником против Керис. «Еще в детстве, – подумалось Керис, – он лебезил перед вышестоящими, благодаря чему, собственно, и очутился в монастыре».
– Мне нужен доступ к монастырским деньгам. Это мое право. Деньги братии должны находиться в моем ведении.
– Последний раз, когда они находились в твоем ведении, ты их украл.
Филемон побледнел: эта стрела попала в яблочко.
– Просто смешно, – пробормотал он, стараясь скрыть смущение. – Приор Годвин взял их, чтобы с ними ничего не случилось.
– Что ж, пока я исполняю обязанности приора, никто не возьмет их, чтобы с ними ничего не случилось.
– Передай мне по крайней мере соборную утварь. Она священна, к ней должны прикасаться священники, а не женщины.