Мир без конца

Настоятельница оторопела. Две недели назад она привела Анри длинный список разумных оснований, почему Филемона не следует оставлять в аббатстве на сколько-нибудь достойной должности, начиная с кражи золотого подсвечника. Похоже, письмо возымело обратное действие.

Она было раскрыла рот, чтобы возмутиться, но епископ строго посмотрел на нее и предостерегающе поднял руку. Керис смолчала, решив послушать, что еще он скажет.

– Я делаю это вопреки вашему поведению после возвращения, а вовсе не потому, что признаю ваши заслуги, – продолжал Анри. – Вы доставляете немало хлопот; если бы церковь не нуждалась столь отчаянно в людях, я не назначил бы вас и через сто лет.

«Тогда зачем делать это сейчас?» – подумала Керис.

– Нам требуется приор, и матери-настоятельнице попросту не подобает исполнять его обязанности, несмотря на все ее несомненные способности.

«Лучше бы он назначил Томаса», – подумалось Керис. Впрочем, она знала, что Томас отказался бы наотрез. Яростная схватка за должность приора после гибели Антония двенадцать лет назад слишком глубоко его уязвила, и он поклялся никогда впредь не принимать участия в таком соперничестве. Возможно, Анри побеседовал с Томасом без Керис и выяснил эти подробности.

– Однако ваше назначение сопряжено с рядом условий. Во-первых, вы будете утверждены не ранее, чем Кингсбридж получит хартию боро. Вы не способны управлять городом, и я не допущу вашего вмешательства в дела горожан. Посему мать Керис пока продолжит исполнять обязанности приора, а вы будете спать в братском дормитории. Дворец приора запрут. Если вы за это время наделаете глупостей, назначение будет отменено.

Филемон явно разозлился и обиделся, но промолчал. Он понимал, что победил, и не собирался препираться из-за условий.

– Во-вторых, у монахов будет своя сокровищница, но казначеем назначается брат Томас, и без его ведома и позволения вам запрещается расходовать деньги и прикасаться к драгоценной утвари. Далее, я одобрил строительство новой башни и оплату этого строительства в соответствии с расчетами Мерфина-строителя. Аббатство оплатит эти расходы из средств братии, и ни вы, ни кто другой не вправе отменять это решение. Мне не нужна половина башни.

«Что ж, хотя бы мечта Мерфина сбудется», – порадовалась за своего возлюбленного Керис.

Тут Анри обратился к ней:

– Еще одно мое распоряжение касается вас, мать-настоятельница.

«Что теперь?» – мысленно спросила она.

– Было выдвинуто обвинение в блуде.

Она уставилась на епископа, припоминая, как застала того голым с Клодом. Как он смеет говорить о блуде?

– Не стану касаться прошлого, – продолжал между тем епископ, – но впредь недопустимо, чтобы настоятельница Кингсбриджа поддерживала отношения с мужчиной.

Ей хотелось воскликнуть: «А вы сами-то с любовником живете» – но тут она заметила умоляющее выражение на лице Анри. Епископ просил ее взглядом не обвинять его, не выставлять лицемером; он знал, что поступает несправедливо, поняла Керис, но другого выхода не видел. В такое положение его поставил Филемон.

Все равно так и подмывало уколоть в ответ, но она сдержалась. Ни к чему хорошему это не приведет. Анри приперли к стене, и он делает что может. Керис стиснула зубы.

Епископ справился:

– Мать-настоятельница, могу я получить ваши заверения в том, что отныне ни у кого не будет оснований для подобных обвинений?

Керис потупилась. Опять перед ней встал выбор: бросить все, ради чего трудилась – госпиталь, хартию, башню, – или расстаться с Мерфином. Что ж, она вновь выбрала второе.

Она вскинула голову и посмотрела Анри в глаза:

– Да, милорд епископ. Даю вам слово.

* * *

Керис говорила с Мерфином в госпитале, в окружении посторонних: дрожала всем телом и едва не плакала, но не могла заставить себя встретиться с ним наедине. Знала, что, если они уединятся, ее решимость ослабнет, она бросится ему в объятия, скажет, что любит, и пообещает оставить монастырь и выйти за него замуж. Поэтому вызвала Мерфина запиской, встретила у входа в госпиталь и заговорила деловито, накрепко скрестив руки на груди, чтобы не поддаться соблазну и не прикоснуться случайно к мужчине, которого так любила.

Выслушав рассказ о распоряжениях епископа, Мерфин посмотрел на Керис так, словно был готов ее убить.

– Это последний раз.

– Что ты имеешь в виду?

– Если ты так поступишь, мы разойдемся навсегда. Я больше не буду ждать и надеяться, что настанет день, когда ты станешь моей женой.

Ее будто ударили.

Мерфин продолжал, каждым словом уязвляя все больнее:

– Если ты не лукавишь, я постараюсь как можно скорее тебя забыть. Мне тридцать три года. Вечности впереди нет, моему отцу пятьдесят восемь, и он умирает. Женюсь на другой женщине, у меня родятся дети, и я буду счастлив в своем саду.

Нарисованная им картина доставляла нестерпимые муки. Керис закусила губу, пытаясь сохранить самообладание, но по ее щекам заструились слезы.

– Я не собираюсь тратить жизнь на любовь к тебе. – Мерфин не ведал пощады. На сей раз он словно пырнул ее ножом. – Уходи из монастыря сейчас или оставайся в нем навсегда.

Керис попыталась твердо посмотреть на него.