– В людях есть что-то, что мешает им совершать подобные поступки, – продолжала вдова. – Это способность… нет, готовность разделять боль другого. Она возникает непроизвольно. Вот вы, сэр Грегори, не сможете изнасиловать женщину, потому что ощутите ее горе и страдание, будете мучиться вместе с нею, и это невольно побудит вас отступить. По той же причине вы не сможете пытать или убивать. А тот, кто лишен сострадания и способности чувствовать боль другого, не человек, пускай он ходит на двух ногах и говорит по-английски. – Она подалась вперед и понизила голос, но Ральф четко расслышал: – А я не лягу в постель с животным.
Ральф не выдержал:
– Я не животное!
Он ожидал, что Грегори заступится за него, но тот лишь спросил:
– Это ваше последнее слово, леди Филиппа?
Ральф изумился. Неужели Грегори смолчит, словно ее слова хотя бы наполовину правдивы?
– Прошу вас передать королю, – ответила Филиппа, – что я его верная и покорная подданная и жажду заслужить его милость, но не выйду замуж за Ральфа, даже если мне прикажет архангел Гавриил.
– Понятно. – Грегори встал. – Мы не остаемся на обед.
И это все? Ральф рассчитывал, что у Грегори припасена некая уловка, тайное оружие, какая-нибудь приманка или угроза, против которой невозможно устоять. Неужто у столь хитроумного придворного законника ничего нет в богато расшитом рукаве?
Филиппа, между прочим, удивилась ничуть не меньше внезапному окончанию беседы.
Грегори направился к выходу, и Ральфу не оставалось ничего иного, кроме как последовать за ним. Филиппа и Одила глядели им вслед, не в силах понять, что все это значит. Дамы графини хранили молчание.
– Прошу вас, умолите короля о милости, – сказала Филиппа.
– Король милостив, миледи, – ответил Грегори. – Учитывая ваше упорство, он повелел мне передать, что не будет заставлять вас выходить замуж за человека, который вам отвратителен.
– Спасибо! Вы спасли мне жизнь.
Ральф раскрыл рот, намереваясь возмутиться. Ему же обещали! Он учинил святотатство и совершил убийство, ожидая награды. Но теперь получается, что награды не будет!
Грегори его опередил:
– Король повелел сэру Ральфу жениться вместо вас на вашей дочери. – Он помолчал, потом указал на высокую пятнадцатилетнюю девушку, стоявшую подле матери. – На Одиле, – добавил он, как будто уточнение в самом деле требовалось.
Филиппа ахнула. Одила вскрикнула.
Грегори поклонился.
– Всего самого доброго вам обеим.
– Подождите! – воскликнула Филиппа.
Законник вышел, словно не услышав.
Изумленный Ральф двинулся следом.
Гвенда проснулась усталой. Сбор урожая был в разгаре, и все длинные августовские дни напролет она проводила в поле. Вулфрик от восхода до темноты без устали махал серпом, а Гвенда увязывала снопы. С раннего утра приходилось постоянно нагибаться, подбирать срезанные колосья, наклоняться и подбирать, снова и снова, пока спина словно загорится от боли. Затемно она неверным шагом возвращалась домой и падала в постель, а ее мужчины кормили себя сами – тем, что находили в кладовой.
Вулфрик пробудился на рассвете, и его движения вырвали Гвенду из глубокого сна. Она с трудом встала. Всем требовался плотный завтрак, потому она поставила на стол холодную баранину, хлеб, масло и крепкое пиво. Десятилетний Сэм тоже поднялся, а вот Дэви, которому было всего восемь, пришлось расталкивать.
– Эти земли никогда не возделывал один человек с женой, – брюзгливо произнесла Гвенда, когда всей семьей уселись за стол.
Вулфрик был бодр, отчего Гвенде стало еще хуже.
– В год, когда рухнул мост, мы с тобой собрали урожай вдвоем, – сказал он весело.
– Я тогда была моложе на двенадцать лет.
– А сейчас красивее.
Ей было не до пустых любезностей.
– Даже когда были живы твои отец и брат, вы на сбор урожая нанимали батраков.
– Брось. Это наша земля, мы жнем свой урожай и богатеем, а не вкалываем за пенни в день. Чем больше будем работать, тем больше получим. Ты же всегда этого хотела.
– Я всегда хотела быть независимой и обеспечивать себя, если ты это имеешь в виду. – Она выглянула за дверь. – Ветер западный, на небе тучки.
Вулфрик забеспокоился.
– Дождь нам совсем ни к чему, еще хотя бы пару дней.
– Думаю, так и будет. Давайте, мальчики, пора идти. Доедите по дороге. – Гвенда принялась заворачивать в узелок хлеб и мясо на обед, и тут в дом вошел староста Нейт. – О нет! – воскликнула она. – Не сегодня. Нам нужно дособирать наш урожай!
– Лорду тоже нужно собирать урожай, – ответил староста.
С Нейтом был его десятилетний сын Джонатан, которого все звали Джонно, и он тут же скорчил рожу Сэму.
– Дай нам еще три дня, – попросила Гвенда.
– Даже не спорь. Вы обязаны трудиться на лорда один день в неделю, в пору сбора урожая – два. Сегодня и завтра будете жать ячмень на Ручейном поле.
– Но по обычаю второй день испокон веков прощают.
– Прощали, когда батраков было полно. А теперь лорду не хватает рук. Столько людей выклянчили себе свободное держание, что у него почти никого не осталось.