Керис едва его слушала. Глядя ему в лицо, она вспоминала, как они предавались любви во дворце приора, между утреней и службой шестого часа, когда первые лучи солнца пробивались в открытое окно и падали на их нагие тела подобно благословению.
Она погладила Мерфина по руке.
– Зато с госпиталем справились быстро.
– Думаю, сможешь въехать на Духов день.
– Отлично. Хотя чума как будто пошла на убыль, людей умирает меньше.
– Слава Всевышнему! – горячо воскликнул Мерфин. – Может, она наконец закончится.
Керис передернула плечами.
– Помнишь, один раз мы уже решили, что она кончилась. В прошлом году, приблизительно в эту же пору. А потом стало еще хуже.
– Не дай бог.
Она провела ладонью по его заросшей бородою щеке.
– Тебе-то, по крайней мере, ничто не угрожает.
Мерфин перестал улыбаться.
– Закончим госпиталь, и можно будет приступать к шерстяной палате.
– Надеюсь, ты прав, и дела начнут налаживаться.
– Если нет, нам будет все равно, мы ведь умрем.
– Не говори так. – Керис поцеловала его в щеку.
– Надо работать, исходя из того, что мы останемся живы. – Мерфин говорил сердито, будто Керис его раздражала. – Но на самом деле никто не знает, что будет завтра.
– Давай не думать о плохом. – Она обвила руками его стройное тело, прижалась грудью к его груди, ощутила, как вдавливаются в ее плоть его жесткие ребра.
Он так грубо оттолкнул ее, что она оступилась и чуть не упала, и крикнул:
– Не делай этого!
– В чем дело? – изумилась Керис так, как если бы он ее ударил.
– Не дотрагивайся до меня!
– Но я только…
– Просто не надо! Ты разорвала наши отношения девять месяцев назад. Я сказал, что это в последний раз, и сказал всерьез.
Керис не понимала его негодования.
– Но я всего-навсего обняла тебя.
– Не надо меня обнимать. Я не твой любовник. У тебя нет такого права.
– У меня нет права дотронуться до тебя?
– Нет!
– Не знала, что мне требуется разрешение.
– Разумеется, знала. Ты ведь не разрешаешь другим касаться себя.
– Но ты не «другие». Мы ведь не чужие.
Однако, уже произнося эти слова, она осознала, что Мерфин прав. Она сама отвергла его, но отказывалась считаться с последствиями. Встреча с Гарри из Аутенби распалила ее похоть, и она пришла к Мерфину за утолением. Уверяла себя, что обнимает его по-дружески, но это была ложь. Она обращалась с ним так, будто он все еще принадлежал ей, точно богатая и праздная дама, что откладывает книгу, а потом берет снова. Все это время она запрещала ему дотрагиваться до нее, а теперь вот вздумала помянуть старое лишь потому, что ее поцеловал мускулистый молодой пахарь.
Но ее смутила столь резкая отповедь Мерфина. Мог бы обойтись без раздражения и грубости. Он держался враждебно, даже по-хамски. Неужто она лишила себя не только его любви, но и дружбы? Слезы навернулись ей на глаза, она отвернулась от Мерфина и двинулась к лестнице.
Подниматься было трудно, чрезвычайно утомительно, и возникло ощущение, будто все свои силы она оставила на дне ямы. Керис остановилась передохнуть и посмотрела вниз. Мерфин стоял на нижней перекладине лестницы, удерживая ее прямо своим весом.
Уже почти наверху она снова бросила взгляд вниз. Мерфин стоял на прежнем месте. Ей вдруг подумалось, что все невзгоды сгинут, стоит только упасть. До тех ровных камней внизу лететь долго, зато от удара о беспощадные камни она умрет мгновенно.
Мерфин словно угадал ее мысли и нетерпеливо помахал рукой, давая понять, что она должна поторопиться и сойти с лесенки. Керис представила, каким грустным он будет, если она покончит с собой, и на мгновение позволила себе позлорадствовать над его страданиями и угрызениями совести. Она почему-то была уверена, что Господь не накажет ее на том свете, если тот свет вообще существует.
Взобравшись по последним перекладинам, она ступила на твердую землю. Лезут в голову всякие глупости! Хорошо хоть, не задерживаются. Ей ли думать о самоубийстве, когда впереди столько дел?
Керис вернулась в монастырь. Прозвонили к вечерне, и она повела сестер в собор. Молодой послушницей ей было жалко времени, которое приходилось тратить впустую, как она считала, на службах. Мать Сесилия в свое время проявила предусмотрительность и заботу, поручив Керис дело, которое позволяло отсутствовать на богослужениях. Теперь же Керис радовалась службам как возможности отдохнуть и сосредоточиться.
«Нескладный выдался день, – думала она, – но ничего, все наладится». Однако все равно на псалмах с трудом сдерживала слезы.
На ужин сестрам подали копченого угря, жесткого и пряного, – не самое любимое блюдо Керис. В любом случае есть не очень-то хотелось. Она пожевала хлеба и после трапезы удалилась в аптеку.
Две послушницы в аптеке переписывали ее книгу, которую она закончила сразу после Рождества. Многие желали получить копию – аптекари, настоятельницы других обителей, цирюльники, даже кое-кто из врачей. Копирование этой книги стало вдобавок одним из послушаний для тех сестер, кто желал трудиться в госпитале. Копии стоили недорого: книга не была длинной, в ней отсутствовали затейливые картинки, а дорогостоящие чернила не использовались, – поэтому спрос не спадал.