– Если хочешь, я могу показать, где был. Все равно узнаете, рано или поздно. Идем.
Пошли все вместе, Гвенда с Вулфриком и Сэм с Дэви. Запрет трудиться в полях по выходным соблюдался строго, и Сотенное поле пустовало. Брести через него пришлось под порывистым весенним ветром. Несколько полос выглядели заброшенными, у отдельных крестьян в деревне по-прежнему имелось больше наделов, чем рабочих рук. К числу таких относилась и Аннет, которой помогала лишь восемнадцатилетняя дочь Амабел. Батраков, охочих до работы, отчаянно не хватало, и полоса овса, принадлежавшая Аннет, заросла сорняками.
Дэви завел родных на полмили в лес и, сойдя с тропы, остановился у края поляны.
– Вот.
Гвенда не сразу поняла, куда смотреть. Перед нею стелился по земле невысокий, ничем не примечательный кустарник. Приглядевшись, она сообразила, что никогда прежде не видела таких растений, с необычными, как бы остроугольными ветками и с вытянутыми, заостренными к кончику листьями, росшими по четыре на завязке. Судя по тому, как растения жались к земле, это был ползучий кустарник. Кучка выдранных с корнем стеблей сбоку говорила о том, что Дэви полол сорняки.
– Что это? – спросила Гвенда.
– Марена. Я купил семена у одного моряка, когда мы ездили в Мелкум.
– В Мелкум? – повторила Гвенда. – Это было три года назад.
– Вот столько она и росла. – Дэви усмехнулся. – Сперва я боялся, что она и вовсе не примется. Тот моряк сказал, что ей нужны песок и тенистое местечко. Я выбрал эту поляну, вскопал ее и посадил семена, но в первый год вылезло всего три или четыре хилых стебелька. Помню, я тогда подумал, что выбросил деньги на ветер, но на второй год корни расползлись и дали побеги, а теперь она заполонила всю поляну.
Гвенда вновь подивилась скрытности сына, так долго молчавшего о своей затее.
– Какой прок от этой твоей марены? Это вкусно?
Дэви рассмеялся:
– Нет, она несъедобная. Корни выкапывают, сушат и растирают в порошок, из которого получается красный краситель. Очень дорогой. Ткачиха Медж из Кингсбриджа платит по семь шиллингов за галлон.
«Невозможная цена, – думала Гвенда. – Пшеницу, самое дорогое зерно, продавали, если грубо, по семь шиллингов за квартер, а в квартере было шестьдесят четыре галлона».
– Так это в шестьдесят четыре раза дороже пшеницы! – проговорила она.
Дэви улыбнулся:
– Потому я и посадил ее.
– Что именно ты посадил и зачем? – уточнил мужской голос.
Все обернулись. У боярышника, такого же согнутого и искореженного, как он сам, стоял староста Нейт и торжествующе ухмылялся, довольный, что застал крестьян своей деревни за чем-то подозрительным.
Дэви быстро нашелся с ответом.
– Это целебное растение, называется «ведьмина травка». – Гвенда знала, что сын выдумывает на ходу. – Помогает лечить мамин кашель.
Нейт посмотрел на Гвенду.
– Не знал, что ты кашляешь.
– Зимою бывает, – отозвалась Гвенда.
– Целебное, говоришь? – с сомнением произнес староста. – Тут его столько, что весь Кингсбридж можно вылечить. Смотрю, вы пололи, чтобы еще больше выросло.
– Я привык делать все как надо, – сказал Дэви.
Оправдание никуда не годилось, и Нейт пропустил его мимо ушей.
– Значит, у нас тут незаконные посадки. Перво-наперво сервы должны получать разрешение на сев, им запрещается сеять что угодно, иначе такой переполох начнется. Во-вторых, нельзя покушаться на угодья лорда, даже целебные растения сажать.
На это ни у кого ответа не нашлось. Таковы были правила, вызывавшие глухое раздражение: крестьяне знали, что могли бы заработать, высаживая растения, которые пользовались спросом и стоили дорого: коноплю на вервие, лен на мягкое исподнее, вишню для услаждения богатых дам, – однако многие лорды и их старосты отказывали в разрешении из врожденной приверженности устоям.
Гримаса на лице Нейта буквально сочилась ядом.
– Один сынок беглец и убийца, другой не подчиняется лорду. Хороша семейка.
«Он вправе злиться», – подумала Гвенда. Сэм убил Джонно и избежал казни. Нейт, конечно же, будет ненавидеть ее родных до самой смерти.
Староста наклонился и грубо вырвал из земли один побег.
– Предъявлю на манориальном суде, – злорадно пообещал он, отвернулся и захромал обратно в деревню.
Гвенда с родными пошла за ним. Дэви нисколько не испугался.
– Нейт потребует денег, я заплачу. Все равно останемся в прибыли.
– А если он велит уничтожить посадки? – спросила Гвенда.
– Как?
– Ну, сжечь или вытоптать.
– Он этого не сделает, – возразил Вулфрик. – Деревня его не поддержит. За такое нарушение всегда полагалось взыскание деньгами.
– Я просто беспокоюсь насчет того, что скажет граф Ральф, – пояснила Гвенда.
Дэви небрежно махнул рукой.
– С какой стати графу вдаваться в этакие мелочи?
– К нашей семье у него интерес особый.
– Да, верно, – задумчиво согласился Дэви. – До сих пор не могу понять, почему он помиловал Сэма.
«А мальчишка-то неглуп», – подумалось Гвенде.
– Может, его уговорила леди Филиппа, – сказала она.
– Она тебя помнит, мама, – вставил Сэм. – Сама мне сказала, когда я прибежал к Мерфину.