Мир без конца

– Ладно, парень, – произнес Ральф. – Ты выслушал мать и отца-крестьянина, который тебя воспитал. Решение принимать тебе. Чего хочешь ты сам? Жить в Уигли и пахать землю вместе с братом? Или выбраться отсюда?

Сэм помедлил лишь мгновение, он виновато покосился на Вулфрика с Гвендой, затем повернулся к Ральфу:

– Я стану оруженосцем. Благодарю вас, милорд.

– Толковый парень, – одобрил Ральф.

Гвенда залилась слезами. Муж обнял ее и спросил у графа:

– Когда ему уходить?

– Сегодня. Он вернется в Эрлкасл со мной и Аланом после обеда.

– Зачем? – воскликнула Гвенда.

Никто не обратил на нее внимания.

Граф сказал Сэму:

– Ступай домой и захвати все, что тебе нужно. Пообедай с матерью. Потом возвращайся и жди меня на конюшне. Староста между тем подберет лошадь, чтобы ты доехал до Эрлкасла. – Покончив с Сэмом и его семейством, он громогласно вопросил: – Где мой обед?

Вулфрик, Гвенда и Сэм вышли, но Дэви задержался. Он что, уже знает про вытоптанную поляну? Или ему нужно что-нибудь еще?

– Чего тебе? – спросил Ральф.

– Милорд, я хочу просить вас о милости.

Это было поистине слишком хорошо для того, чтобы оказаться правдой. Дерзкий крестьянин, посадивший в лесу марену без всякого разрешения, унижается перед господином. Какой замечательный денек выдался!

– Ты не можешь быть сквайром, у тебя телосложение матери, – сказал Ральф.

Алан расхохотался.

– Я хочу жениться на Амабел, дочери Аннет.

– Это вряд ли понравится твоей матери.

– Меньше чем через год я стану совершеннолетним.

Разумеется, Ральф следил за Аннет. В конце концов, из-за нее его чуть не повесили. Его жизнь переплелась с судьбой Аннет почти так же тесно, как и с судьбою Гвенды. Кажется, все ее родные умерли во время чумы.

– Аннет, помнится, держит все наделы своего отца.

– Да, милорд, и намерена передать их мне, когда я женюсь на Амабел.

В подобных просьбах обычно не отказывали, пускай все лорды брали с крестьян так называемую пошлину на передачу надела, однако никто не обязывал лорда непременно соглашаться. Право лорда отвергнуть то или иное прошение по пустой прихоти и сломать серву жизнь было для крестьян одной из величайших тягот. Зато господину это право служило отличным средством вразумления крестьян.

– Нет, я не передам тебе землю, – усмехнулся Ральф. – Будешь вместе с невестой жрать марену.

87

Керис должна была помешать Филемону стать епископом. С его стороны это был дерзкий замысел, однако он действовал осмотрительно – и был близок к успеху. Если он преуспеет, то снова подчинит себе госпиталь и обретет возможность разрушить дело ее жизни. Хуже того, потом он наверняка попытается восстановить прежние нелепые порядки: примется назначать в деревенские приходы жестокосердных священников вроде себя самого, позакрывает школы для девочек и станет в проповедях клеймить позором увеселения.

У нее не было права голоса на выборах епископа, но имелись иные способы повлиять на их исход.

Начала Керис с епископа Анри.

Они с Мерфином отправились в Ширинг к епископу. По пути Мерфин всматривался в каждую темноволосую девушку, а когда дорога пустела, вглядывался в лес. Он продолжал искать Лоллу, но в Ширинг они добрались, так ее и не повстречав.

Епископский дворец стоял на главной площади, напротив церкви и возле Шерстяного дома. Поскольку день был не рыночный, площадь пустовала, лишь плаха, которую намеренно не убирали, напоминала, как в графстве принято поступать с теми, кто нарушает закон.

Дворец оказался скромным каменным строением с залом и часовней на первом этаже, а также вереницей рабочих комнат и частных покоев на втором. Епископ Анри обставил помещения в манере, которую Керис для себя определила как французскую. Каждая комната походила на картину. Здесь не было роскошных украшений, как во дворце Филемона в Кингсбридже, где обилие шпалер и драгоценных камней наводило на мысли о разбойничьем вертепе. Но под кровом Анри глаз радовали приятные мелочи: серебряный подсвечник на подоконнике искрился в дневном свете; старинный дубовый стол был натерт до блеска; в холодном очаге пестрели весенние цветы, а стену украшала небольшая шпалера с изображением Давида и Ионафана[103].

«Епископ Анри вовсе не был врагом, но и надежным союзником его не назовешь, – беспокойно думала Керис, пока они ждали в зале. – Скорее всего он скажет, что хотел бы подняться над кингсбриджскими склоками. Какое бы решение он ни принял, если рассуждать предельно трезво, главными для него всегда будут собственные интересы. Он не любит Филемона, но вряд ли позволит этой неприязни руководить своими действиями».