Мир без конца

– Я не могу этого обещать. Может быть, чума уже в городе. Может быть, именно сейчас в какой-нибудь лачуге на берегу умирает человек, которому некому помочь. Боюсь, полностью мы себя обезопасить не сможем. Но я считаю, что мой план сулит тебе наибольший случай встретить Рождество вместе с Ансельмом и Сельмой.

– Тогда давай так и сделаем, – решительно сказала Медж.

– Твоя поддержка необходима. Если честно, от отмены ярмарки ты потеряешь больше остальных. Поэтому тебе поверят скорее других. Нужно, чтобы именно ты сказала, как все это важно.

– Не волнуйся. Скажу.

* * *

– Вполне здравая мысль, – произнес приор Филемон.

Мерфин удивился. Он не помнил, чтобы настоятель с такой готовностью соглашался на предложения гильдии.

– Так ты поддерживаешь наш план? – переспросил он, опасаясь, что ослышался.

– Разумеется. – Филемон ел изюм из миски, запихивая ягоды горстями в рот и едва успевая прожевывать. Мерфина он не угостил. – Монахов это, конечно, не коснется.

Мерфин вздохнул. Как же он сразу не понял?

– Нет, это коснется всех.

– Нет-нет, – возразил Филемон тоном взрослого, объясняющего что-то ребенку. – Гильдия не вправе ограничивать передвижения братии.

В ногах у настоятеля Мерфин заметил кота, такого же упитанного, как и сам приор, и с наглой мордой. Кот сильно смахивал на Годвинова Архиепископа, хотя тот уже давно умер. Может, какой-нибудь потомок.

– Гильдия имеет право закрыть городские ворота, – напомнил олдермен.

– А мы имеем право входить и выходить, когда нам удобно. Мы не подчиняемся гильдии. Это просто смешно.

– Городом управляет гильдия, и она решила, что в город никто не войдет, пока свирепствует чума.

– Вы не можете устанавливать правила для аббатства.

– Но я могу установить их для города, а случилось так, что аббатство находится в городе.

– Хочешь сказать, что, если сегодня я уеду из города, ты завтра не пустишь меня обратно?

Мерфин замялся. Выходило и вправду странно: вот люди подивятся, если приор Кингсбриджа будет стоять под стенами и требовать, чтобы его впустили. Олдермен надеялся убедить Филемона принять ограничения, но не желал навязывать приору решение гильдии столь бесцеремонно. Впрочем, он постарался вложить в свой ответ непоколебимую решимость:

– Ни за что.

– Я буду жаловаться епископу.

– Только не забудь ему сообщить, что он не сможет въехать в Кингсбридж.

* * *

«Насельницы женского монастыря за десять лет почти не сменились», – подумала Керис. Да, это было всецело в духе монастырей, ведь предполагалось, что сюда приходят навсегда. Настоятельницей по-прежнему являлась мать Джоана, а госпиталем под надзором брата Сайма руководила сестра Уна. За медицинской помощью к сестрам обращались редко: большинство предпочитали госпиталь Керис на острове. Своим немногочисленным набожным больным брат Сайм отвел старый госпиталь возле кухни, а новое здание оставили для гостей.

Керис расположилась с Джоаной, Уной и Саймом в старой аптеке, служившей теперь рабочей комнатой настоятельницы, и изложила свой план.

– Те, кто заболеет чумой за пределами старого города, окажутся в моем госпитале на острове. Пока чума длится, мы с монахинями будем там трудиться сутки напролет. Никого не выпустим, кроме выздоровевших счастливчиков.

– А что здесь? – спросила мать Джоана.

– Если чума проберется в город, несмотря на все наши предосторожности, все больные к вам не поместятся. Гильдия приняла решение, что чумные и их родные должны оставаться дома. Это правило распространяется на всех домочадцев: родителей, детей, бабушек, дедушек, слуг, подмастерьев. Любого, кто покинет зараженный дом, ждет виселица.

– Сурово, – сказала Джоана. – Но если это помешает чуме пожать столь чудовищный урожай, как в прошлый раз, то стоит попробовать.

– Я знала, что вы согласитесь.

Сайм хранил молчание. Известия о чуме, кажется, подкосили его уверенность.

– Запертым в домах не придется голодать? – уточнила Уна.

– Соседи станут оставлять им еду на пороге. Такие дома никто не должен посещать, кроме врачей-монахов и монахинь. Они будут навещать больных, но им запрещается общаться со здоровыми. Из аббатства они пойдут в нужные дома, затем будут возвращаться, никуда не сворачивая и не заговаривая ни с кем на улице. Им придется надевать маски и мыть руки в уксусе после каждого прикосновения к больным.

– Это нас защитит? – спросил Сайм, лицо которого выражало страх.

– В некоторой степени. Но не полностью.

– Значит, нам крайне опасно общаться с больными!

– Чего нам бояться? – спокойно проговорила Уна. – Мы же ждем смерти. Для нас это долгожданное воссоединение с Христом.

– Да, конечно, – отозвался Сайм.

На следующий день все монахи покинули Кингсбридж.

88

Гвенда взбесилась и была готова убивать, увидев, что Ральф сотворил с лесными посадками Дэви. Истреблять посевы из прихоти – смертный грех. В аду наверняка имеется особое место для знати, которая беззаботно уничтожает все то, что крестьяне растили в поте лица.

Однако Дэви не расстроился.

– Ничего страшного. – сказал он. – Вся ценность в корешках, а их он не тронул.