Мир госпожи Малиновской

Богна была настолько расстроена этим визитом, что на следующий день они никуда не пошли. Только через два дня заглянули к семье Карасей, родителям Станислава, и оставили свои карточки, поскольку не застали их дома. Зато у Яскульских их приняли радушно и задержали до ужина.

Яскульский уже знал о повышении Эвариста и был – насколько Богна могла заметить – доволен этим.

– Вы меня директором не называйте, – говорил он Эваристу, взяв его под руку. – Я, коллега, надеюсь, что мы подружимся. Моя жена от вашей просто без ума. Да и я, Богом клянусь. Вы же не слишком ревнивы, коллега?

– Отчего же! Я просто счастлив. Это лишь подтверждает, что у меня хороший вкус.

– Наилучший!

Атмосфера у Яскульских была теплой и сердечной. Двое их сыновей-подростков сразу же забрали Богну в свою комнату, чтобы показать модели планеров, кипы снимков, радио собственной конструкции и прочие подобные вещи.

– Я просто удивляюсь, – говорила госпожа Яскульская, – откуда у этих ребят берется время на уроки.

На ужин были галушки с сыром, ветчина и холодное жаркое с обеда. Госпожа Яскульская извинялась за меню, определенное еще тогда, когда она не ждала гостей.

Богна бывала в семействе Яскульских довольно часто и чувствовала себя здесь как дома. Эварист же оказался тут впервые и вел себя несколько сдержанно, что, впрочем, выглядело естественно, имея в виду его прямую зависимость от директора Яскульского. Яскульский был суровым и требовательным начальником. Строительным фондом он управлял железной рукой, и подчиненные его боялись как огня, хотя он никогда не повышал голос, не выказывал гнева или хотя бы неудовольствия. Медлительность, неудачи или недоделки он полагал недопустимыми, и у него был талант выхватывать таковые из моря актов почти с одного взгляда. Тогда виновнику приходилось выслушать краткое наставление, и мало кто был в силах вынести взгляд директора. Во второй раз виновный получал письменные замечания, в третий – выговор и терял свою должность, если не спасался благодаря доброте директора Шуберта.

Естественно, Богна прекрасно знала обо всех этих вещах, как знала и то, что ее муж пока что ни разу не имел несчастья таким образом общаться с Яскульским. Несмотря на это, как и на немалую сердечность приема в доме директора Яскульского, Эварист держался неуверенно. Порой словно бы слишком униженно, порой слишком свободно.

Но вечер прошел неплохо. Вышли они после одиннадцати и взяли такси, поскольку пошел дождь.

– Милый дом, верно? – спросила Богна.

– М-м… так себе. Не люблю, когда сопляков допускают к обществу старших. Смотрят на человека, как детективы. Следят за каждым движением вилки, словно считают, сколько тот ест. А кроме того, они и вообще дурно воспитаны: перешептываются и ухмыляются заговорщически. Терпеть не могу таких недорослей.

– Это очень умные парни, – заметила Богна. – А госпожа Яскульская – такая добрая и сердечная женщина.

– Квочка, – пожал он плечами.

– Возможно, но в хорошем смысле.

– А Яскульский был немного не в своей тарелке, ты заметила?

– Нет, он показался мне совершенно естественным.

– Естественным? Ха-ха… Притворялся, словно старый комедиант.

– Но зачем бы?

– Пф, моя дорогая, в конторе он всегда изображает Юпитера. Как встретит меня, руку подает, словно сто тысяч вручает, а тут я вдруг его заместителем стал. Хочешь не хочешь, а изображай удовольствие. Слышала: коллегой меня назвал… И такой, словно ласковый патриарх. Смех, да и только. Говорю тебе: все эти надутые шишки еще узнают, кто таков Эварист Малиновский! Еще узнают! Узнают – и заткнутся!

– Ты ошибаешься, – попыталась протестовать Богна. – Он к тебе очень расположен.

– Да в гробу я видел его расположение!

– Эв!

– Не бойся, ему я такого не скажу. Я не настолько глуп… Однако, кстати, Яскульский мог бы для гостей и получше одеться. На локте у него заплата на три пальца. А кроме того, это же стыдно – принимать не абы кого и насильно удерживать до ужина, чтобы подать галушки с сыром! Зарабатывает почти две тысячи в месяц, а гостей галушками потчует! Нет, моя дорогая, кто-кто, а я от Яскульского не в восторге.

Богна хотела что-то ответить, но посмотрела на удобно устроившегося на сиденье Эвариста, на презрительный изгиб его губ, на ногу, закинутую за другую, – и отвернулась.

По стеклу машины стекали густые потоки воды, из-под колес летели мутные брызги. В приглушенном свете фонарей мокли дома, улицы, мок город.

Глава 3

Высокий худощавый господин со впалой грудной клеткой и с седеющими волосами встал в открытых дверях с визитным талоном в руках и громко произнес:

– Господин директор Малиновский?… Прошу.

Эварист сорвался со стула.

– К вашим услугам.

– Прошу вас, – коротко усмехнулся чиновник. Теперь уже он выглядел совершенно таким, каким Малиновский знал его из газет. – Позволите ли…

Он взял Малиновского под локоток.

– Но господин министр…

– Я у себя. Прошу… Простите, что не могу вас принять в кабинете, там у меня несколько человек, но не хотелось заставлять вас ждать слишком долго. Поговорим здесь.

– Как скажете, господин министр.