Подошел и господин Валерий. Богна внимательно всматривалась в его суровое лицо в надежде найти объяснение странному поведению Боровича. Чувствовала – нет, знала со всей уверенностью, – что этот приезд, эта нервозность Стефана, эти его замечания насчет мелиорации скрывают нечто очень важное. Но черты лица господина Погорецкого не сказали ей ничего, а в глазах его она заметила те же проблески печали и страдания.
«Неужели господин Валерий, – думала она, – решился передать Стефану управление Погорцами?»
Но тут же отбросила эту мысль: во-первых, она слишком хорошо знала скептическое мнение Погорецкого о племяннике, а во-вторых, просто кожей чувствовала, что дело тут в ней, в ней лично.
Наконец они уселись обедать. Господин Валерий, который обычно ел только у себя, молча глядел на сады, кузен Бжостовский и тетки засыпали Боровича вопросами, профессор ел задумчиво.
– Когда же вы оставите этот гадкий город и переедете сюда навсегда? – спрашивала Стефана тетка Тереза. – Господину Валерию пригодилась бы ваша помощь.
– Дядя в ней не нуждается, – спокойно отвечал Борович.
Господин Погорецкий очнулся:
– Ты ошибаешься. Нуждаюсь. Очень нуждаюсь в помощи. Но ты не сможешь мне ее оказать. Не сумеешь.
Молодой Бжостовский засмеялся:
– Ну, полагаю, вы шутите. Ведь Стефан на земле вырос, а кроме того, получил хорошее образование, знания…
– Глупости говорите, – отрезал Погорецкий. – Стефан вырос на земле, но она для него воняла, и потому он перебрался на другую почву.
– Он не получил бы образования, – возразил Бжостовский, – если бы остался здесь…
– Все равно не хозяйничал бы. Земля ему воняет, а воняет именно потому, что он получил знания, потому что выучился. Называют это выучкой, но разве это не что-то противоположное? Что же он знает, чему научился? Понимает ли он жизнь? Понимает ли мир? Себя?… Нет. Вы больше об этом знаете и больше понимаете. Вы да я. Мы знаем, что солнце всходит и заходит, что порой дождит и выпадает роса, что живем мы, чтобы пахать, сеять, собирать урожай и снова сеять. Когда уродит, знаем, что Бог дал, когда не уродит – что Бог взял. Знаем, зачем живем, знаем, почему умрем. Мы все знаем, потому что глаза у нас открыты, потому что земля нас учит. Формирует нас на своих условиях: нерушимых, длящихся, вечных. Нет у нас нужды, нет у нас воли рыться в наших истинах. Стоят они над нами, словно лес, а мы средь них живем, не заботясь о равновесии, в чем и находим силу не бега, но существования. А эти знания и образование выкорчевывают из тебя все истины, ставят под сомнения аксиомы, нарушают гармонию мира, наполняют ум хаосом сомнения. И наконец, приводят к тому, что человек сам травится своей ненужностью.
Богна вспомнила, что говорил некогда Борович: «Как знать, не является ли верхом развития человечества абсолютная бесполезность отдельного человека, ненужность его для общества?»
– Открой же мне тайну, дорогой мой Валерий, – отозвался профессор. – В чем же выражается эта полезность? Например, твоя?
– Я никогда не утверждал, что я – воплощение своих взглядов. Но если ты так настаиваешь, то пожалуйста.
– Буду тебе благодарен.
– Тогда, – нахмурился господин Погорецкий, – представь себе полезность, скажем, навоза… Вот моя – в чем-то ей подобна. На мне, на моих условиях или (если хочешь поэтически) на могиле моей вырастет то, что позволит вынести суждение о ценности одной такой жизни. Если ты переживешь меня на пару лет, то и сам увидишь.
Он говорил очень серьезно, а потому никто не засмеялся. Потом он добавил:
– Собственно, Стефан собрал для меня необходимую информацию и привез мне уверенность, что даже в нашем шаблонном правовом устройстве я могу реализовать свои планы.
– Так вы для этого приехали?… – вырвалось у Богны.
Она вздохнула с облегчением. Похоже, подозрения ее оказались глупостью. Это просто женский эгоизм: всегда и все связывать с собственной персоной. К счастью, ее вскрик не заметили, поскольку начал говорить профессор:
– Ты ошибаешься, Валерий. Забываешь об одной вещи: человек – не количественная часть человечества, а общество – не сумма одинаковых единиц. Человек прежде всего является собой, индивидуальностью. Располагает мозгом, а значит, подчинен своему разуму, этому природному феномену, который одновременно является и субъектом, и объектом, неразрывно соединяя два эти элемента, которые, казалось бы, не могут быть сведены к одному. Если ты хочешь в человеческой сущности найти сверхъестественный элемент, то стоит искать именно в этом нелогичном узле. А в том, что этот узел должен пребывать в противоречии с логикой, ты найдешь исходную точку.
– И какой же отсюда вывод?