– Простой. Пищей для разума является познание. Не жажда оставаться в неподвижности или необходимость выживания, как ты говоришь, а необходимость движения, прогресса, открытия новых истин, добывания их из глубин земли, из ткани растений, из атомов и безмерности звезд, наконец, из собственных мыслей. Познание вселенной, познание себя и познание своей роли во вселенной. Тут – источник любого знания, тут скрыт двигатель науки. И как же ты можешь заставить свой разум отказаться от того, чем он является, чем должен стать смысл его существования? Ты говоришь: «Мы живем в безопасности наших истин». Но когда однажды – пусть даже случайно – ты приглядишься к ним поближе, увидишь ложность многих из них.
Господин Валерий сухо рассмеялся.
– Наверняка. Однако ты переоцениваешь способности разума и, поверяя ему роль определителя истин, наперед обрекаешь себя на безумную карусель, на некую кадриль истин, меняющихся с головокружительной скоростью. Дорогой мой, взгляни на это в перспективе истории. Сколько было уже людей безграничной мудрости и что осталось от них нынче?
– Однако они тоже жили в безопасности в тени своих истин.
– Вот именно, – хлопнул себя по колену господин Валерий. – В этом-то все и дело. Не важно, что представляет собой истина, главное то, что мы истиной считаем. Ты ведь не настолько высокомерен, чтобы утверждать, будто наука позволяет нам познать роль человека во вселенной.
– Она дает нам путь…
– Который никуда не ведет. Потому что нет смысла ехать тысячи миль тысячи лет для того, чтобы не сдвинуться с места и оказаться настолько же далеким от истины, как и тот, кто принял ближайшую из них…
К Богне склонился Стефан:
– Как давно я не был в Ивановке. А тут все по-старому. Правда, вижу, что сарай стал каменным.
– Не хотели бы вы пройтись?
– С удовольствием.
Они тихонько поднялись и отправились в сторону фольварка. Жара лишь усилилась, но от леса тянуло прохладными порывами ветра.
– Жаль, что господин Погорецкий не задержит вас надолго, дорогой Стефан, – начала она. – Вам необходимо уезжать?
– Необходимо. Я привез дяде материалы для его проектов.
– Это тайна?
– Нет. Дядя собирается превратить свои богатства в нечто вроде фонда, хочет разделить все на наделы по двадцать гектар и посадить на них селян. Должно выйти нечто своеобразное. Землю нельзя будет продавать, передавать государству или отдавать в залог.
– Ах, вот что? – удивилась Богна. – И что вы на это?
– Что – я?
– Вы ведь ближайший наследник своего дяди.
Борович пожал плечами.
– Я на это не имею влияния.
– Но вы помогаете реализовать этот план, который лишит вас наследства – и наследства огромного!
– Я не помогаю.
– Однако вы специально сюда приехали.
Борович взглянул на нее:
– У меня были… и другие причины.
Значит, она не ошиблась. Первое впечатление было верным. Тут дело в ней. Она снова почувствовала растущее беспокойство.
– У меня были и другие причины, – повторил неуверенным голосом Борович.
Она остановилась и взглянула ему в глаза.
– Я слушаю, говорите же!
– Ах! – засмеялся он, а вернее, сделал вид, что смеется. – Ничего настолько уж важного, то есть… ничего серьезного… Не стоит преувеличивать…
Он избегал ее взгляда, а Богну охватили худшие предчувствия. Она побледнела и схватила его за руку:
– Господин Стефан! Что случилось?
– Ничего не случилось, – ответил он с легким раздражением. – Еще ничего не случилось, и я молю вас, чтобы вы успокоились.
– Эварист… Вы привезли от него… для меня…
– Не совсем. О боже! Госпожа Богна, не переживайте так!
Ей казалось, что она уже все знает: он прислал сюда Стефана с сообщением, что подал на развод, что женится на Пшиемской. Возникла тяжесть в груди, а в горле – невыносимая сухость. Значит, все пропало… Все, на чем она выстроила свою жизнь, пошатнулось… Рухнуло… И эта женщина, эта злая женщина, которая забрала ее парня из сказки, глупого наивного парня… Опутала его…
Они стояли возле амбара, из отворенных дверей которого шел влажный запах зерна. Тут же, поросший пыреем и конским щавелем, лежал мельничный жернов. Богна села на него и неподвижно уставилась в раскрытую пасть амбара.
– Говорите же, – произнесла она неживым голосом.
– Собственно, это не точно, – начал он, – и я прошу, чтобы вы не воспринимали все слишком трагично. Повторюсь, что все может оказаться недоразумением. Господин генеральный директор Яскульский… опасается… но я должен и сам признать… Эварист не отрицает категорически… Пока что зафиксировали отсутствие около сорока тысяч…
Богна в первый момент не поняла его, ибо мыслями была далеко. Только когда взглянула в глаза Боровичу, обо всем догадалась.
– Боже! – воскликнула она.
– Но ничего еще точно не известно, – сказал он.
– Это невозможно! Невозможно! Я не верю. – Она закрыла лицо руками. – Эварист никогда бы такого не сделал.
Борович развел руками: