Мир и война в жизни нашей семьи

В газетах часто помещались снимки русских людей с фронта. На снимках русские советские люди представлялись худыми, обросшими и в лохмотьях. Под этими снимками подписи: «Унтерменш», «Недочеловек» или «Человекоподобные». Немцы возносили свою нацию на высоту. Все остальные, и в первую очередь русские, – это низшая раса. Это человекоподобные. Это будущие рабы «великого немецкого народа». «Дойчлянд, Дойчлянд юбер аллее». Германия, Германия превыше всего!

Высшая раса! Значение слов «высшая раса» могло бы быть присвоено какой-то группе людей с высшими человеческими качествами. Хорошие качества даны каждому. Как мне представляется, это прежде всего доброта, жалость, храбрость, ум, вообще всё положительное. Это большой философский вопрос.

А эта «высшая раса» как раз прививает и отстаивает самые отвратительные качества: человеконенавистничество, чванство и прочее, прочее. Сами гориллы, они остальное человечество называют «человекоподобными». Немецкие фашисты, национал-социалисты, прививали всему своему народу ненависть ко всем неарийцам. Они мечтали все народы видеть своими рабами и где только можно и как только можно внедряли эту идею в жизнь. Вся Европа работала на немцев. Фашисты огнем и мечом хотели заставить все народы беспрекословно работать на них. Всех сопротивляющихся уничтожали, и даже не только сопротивляющихся. Лишь за то, что некоторые народы им просто не нравились, они их приговорили к уничтожению. Евреи не сопротивлялись, их же всё равно приговорили к поголовному истреблению.

Ненависть фашистов ко всему человеческому вызвала на борьбу, на сопротивление всё разумное. Народу нельзя привить рабские наклонности. Власть немцев держится только на страхе, на силе оружия. Сопротивление народов нарастало. Русский народ не представляет себе, как это быть рабами. Всем ходом событий и своим мышлением русский человек подготовлен к сопротивлению. Он никогда не примиряется с несправедливостью.

У нас, у советских граждан, находящихся в Литве во власти оккупантов, была такая злость против немцев! Мы места себе не находили. Всех нас сверлила одна мысль: «Что же будет дальше? Что же нам делать?». Мы жили, как звери в клетке. Метались друг к другу. Все мысли были только о том, что же нам делать, как же нам быть. При встрече друг с другом всегда задавали один вопрос: «Ну как? Как живешь? Что же будет дальше?».

Мы не живем, а влачим жалкое существование. Естественная потребность человека – питаться. А где достанешь это пропитание? Мечемся, ищем работу, изыскиваем пищу. Главное – необходимо как-то накормить детей. Дети еще не понимают высоких идей. Им надо сохранить жизнь. Кто может дать ребенку пищу? – Это мать. Она сама не съест, сама будет голодная, но не может видеть своего ребенка голодным. Надо накормить ребенка. Самая основная естественная потребность человека – это сохранить жизнь детей. Нормальный человек не может бросить своего ребенка. В наших условиях мы ничего не могли придумать более того, чтобы только сохранить жизнь детей и привить им неугасающую любовь к своей родине, к своему народу. Наша цель – сохранить жизнь детям, бороться за существование. Не утрачивать злобу-ненависть к фашизму. Терпеть, стиснув зубы. Ждать. Ждать. Не расслабляться. Не примиряться и надеяться. Надежда. Надежда на победу над фашизмом. Помогать нашему народу мысленно, в думах. Единственное, что в наших возможностях было, – это в своем существовании не терять достоинство советского человека и где только можно и как только можно внушать окружающим литовцам, немцам и другим нациям своими взглядами, поведением, что русский народ победить нельзя, что если не я, то мои родные братья, сестры, соседи, односельчане, все русские не сдадутся, и если меня посадят в клетку, то не надейтесь видеть меня примирившимся с моим положением. Я не буду лежать и мурлыкать и не буду с умилением смотреть на нашего врага. Придет время. Всё равно тебе не властвовать. Придет час расплаты. Хотя ты и нанес глубокую рану, и она всё время будет кровоточить и напоминать о себе, но перестройки человека не произойдет. Советский русский дух останется навеки. Как бы наши условия ни были плохи, в самом бедственном положении никто из нашего круга не примирится с мыслью быть слугами, рабами фашистов. Мы останемся советскими по духу. Дух наш не сломлен.

Но нам становится всё хуже и хуже. С работой плохо. Перебиваемся, как говорят, с хлеба на воду. Но если бы был хлеб! Его достать очень трудно. Выменивать нечего. Мы совсем оборвались. Брюки порвались. Вера всё время чинит одежду. Она сплошь из заплат. Не лучше дело и с обувью: сапоги мои уже ремонтировать нельзя.

В Литве, да и вообще на Западе, имеется особый род обуви – клумпы. Это вырезанная по форме ступни подошва. Спереди на мыс прибит кусочек кожи. Получается вроде тапочек «ни шагу назад». С непривычки в такой обуви ходить очень трудно. Эта подошва не гнется.