Мир и война в жизни нашей семьи

Однажды, идя с работы на поле уже поздно вечером, но еще засветло, я проходил мимо участка одного бауэра, и встретился мне мужчина с косой на плече. По тому, как он нес косу на плече, я сразу подумал, что это, наверное, русский. (Немцы носят вперед ножом. У нас же нож всегда сзади.) Когда я поравнялся с ним и увидел на нем выцветшую красноармейскую гимнастерку, то окончательно убедился, что это русский. Я поздоровался с ним. Разговорились. Это был мужчина лет 27–28, среднего роста, очень худой. Звать Семеном Ивановичем. Из-под Смоленска. Пленный. В лагере военнопленных был около года. Выжил чудом. Вербовали во Власовскую армию. Отвертелся. Случайно попал к бауэру. Повезло. У бауэра вот уже два месяца. «Работы много, но наедаюсь. Хозяева, муж и жена, старики. Перед тем как я попал к ним, у них парня – подростка 16 лет – взяли в армию. Хозяин не очень богатый, но сам он работает мало: ему хотя еще нет и 60-ти, но он больной. И всю работу приходится делать мне. Первое время мне было очень тяжело: был истощен. Сейчас набираю силу. Как только войду в норму, договорились с одним белорусом, который работает также у бауэра недалеко от моего, бежать. Может быть, к тому моменту и фронт будет поближе. Уже говорят, что фронт приближается к старой границе».

Семен Иванович прилично научился говорить и понимать по-немецки, и иногда он слушал радио.

Поделились мы с Семеном Ивановичем новостями, и он мне назначил свидание в этом же месте на завтра вечером, как будет темнеть. Обещал чего-нибудь принести съестного.

Мы с ним встречались, наверное, раз пять. Он мне всегда чего-нибудь приносил съестного. Иногда приносил хлеб. Один раз принес муки, наверное, килограмма 1,5, а один раз – даже курицу. Вот это уж был для нашей семьи настоящий праздник. Куриный бульон мы ели, наверное, целую неделю. Мясо, конечно, почти полностью пошло Нине с Люсей, но и мы с Верой тоже поглодали кости.

Всего за войну, то есть с 22 июня 1941 г. по 6 марта 1945 г., мы съели из мясного две курицы и голубя. Первую курицу съели в Литве, где Вера выменяла ее у богатого хуторянина на 4 серебряные ложки, которые я нашел, когда разбирали в г. Мариамполе развалины после бомбежки. Голубя я подбил на дворе имения Шпек. Мясо голубя – это, конечно, не курица, но есть можно. Хотел бы я и еще поймать или убить голубя, но больше случая не представилось.

Наступил 1945 г. Мы еле таскаем ноги. Окончательно оборвались. Заплатка на заплатке. Но нас радует, что немцы становятся всё злее и злее. Работать заставляют всё больше и больше, так как им требуется для армии продовольствие, а работать некому. Прошла тотальная мобилизация. Молодежи совсем нет, забрали в армию даже стариков. Взяли тракториста Вильяма. Пленных итальянцев перевели из Шпека куда-то в другое место. Заключенных не привозят.

Хотя нам и тяжело, но на душе как-то радостно. А однажды вечером мы совсем повеселели. Видим, по тракту движется с востока к Шпеку большой обоз. Едет повозок, наверное, двадцать. Сперва мы думали – это цыгане. Некоторые повозки запряжены в две лошади, некоторые – в одну, и все повозки накрыты, как у цыган, шатрами. Когда обоз приблизился к Шпеку, мы увидели, что это не цыгане, а рыжие немцы. В повозках старики и дети. Одеты прилично. Повозки исправные, лошади упитанные. Повозки накрыты добротными брезентами или коврами, и некоторые даже очень хорошими дорогими коврами.

Потом мы узнали, что это удирают от русских богатые бауэры из Восточной Пруссии. Удирают солдафоны с земли прусской от могучей метлы русской. Удирают в глубь Германии. Видно, чуют свою вину, боятся русских, как черт ладана, чуют, что расплата придет. Ведь они природные солдафоны, первая опора Гитлера. Мы усмехались: вовремя вы смотались. Видно, что собирались они не впопыхах. Наверное, и фронт от них не так близко был. Видно было, что нагружено всего много. У одних хозяев по две повозки, у других вторые повозки без седоков, только с грузом, а лошади привязаны поводками к телеге первой повозки. Повозки едут медленно. Вот когда повозки поедут галопом, значит фронт уже близко. Скорее бы это наступило!