И снова разлука с семьей. В Советский Союз под конвоем
. Через некоторое время после ухода офицеров к нам зашел ефрейтор и предложил русским мужчинам зайти на беседу в штаб. На улице было еще холодновато, и мы решили одеться потеплее и поприличнее. Я надел темно-серый костюм из толстой грубой материи, который нашел у немцев, и поверх кожаное пальто, которое до сих пор использовалось нами как одеяло для детей. Корольков надел тоже какой-то немецкий костюм и поверх форменную тужурку советского почтового работника темно-синего цвета с голубой окантовкой. Вообще мы выглядели прилично. Мы, правда, не успели ничего поесть, но ефрейтор сказал: «Ничего. Вы скоро вернетесь».Штаб расположился в доме инспектора. Помещение большое, и видно было, что обстановка была богатая. Но сейчас чувствуется во всем беспорядок, еще не произведена уборка. На стенах на обоях остались отпечатки от картин или портретов. Наверное, где-то тут висел и Гитлер-капут.
Нам предложили зайти в одну небольшую комнату. За столом сидел офицер. Мы поздоровались. Он нам предложил сесть. Предложил закурить. Я отказался. Корольков закурил. Офицер записал наши анкетные данные и предложил освободить карманы от всех металлических вещей. Я вытащил перочинный нож, металлическую расческу. У Королькова был тот же набор вещей и часы. Я свои часы еще в Литве выменял на продукты. Офицер сказал нам, чтобы расчески мы взяли обратно, а всё остальное останется здесь, то есть у него. «А сейчас, – говорит, – вы садитесь к солдатам в машину и будете следовать пока с частью». Мы сказали, что у нас здесь семьи, а как же с ними? «Ничего, – говорит, – они поедут домой отдельно». Мы попросили разрешения сходить к семьям и хотя бы попрощаться, сказать, что мы уезжаем. Нам этого не разрешили и сказали, что семьям нашим передадут, что мы уехали, за них беспокоиться не следует. Они скоро будут переправлены в Советский Союз. Мы думали, что нас, наверное, зачислят в армию и мы пойдем воевать.
Так наши пути опять разошлись. Скоро ли мы увидимся?
Только мы забрались на машину, она тут же тронулась. Машина грузовая. Для сидения на борта положены доски со специальными упорами. В машине были солдаты с автоматами. Автоматы солдаты держали в руках. У переднего борта сложены в кучу вещевые мешки (котомки).
Проехали мы, наверное, километров 10. Было еще рано, часов семь. Проезжаем по безлюдным местам. Людей не видно, кое-где видны отдельно бродящие коровы. К впереди идущей машине сзади прицеплена походная кухня. Машина едет, а обед готовится. В топке под котлом дрова горят, из трубы дымок идет, а к нам в машину и запах мясного доносится. Нам захотелось есть. Запах съестного развивает аппетит. И вот мы въехали в какой-то небольшой поселок. Наша машина остановилась как раз против одноэтажного каменного дома. Как только машина остановилась, все солдаты зашевелились. Сразу два солдата соскочили с машины, другие им подали бак. Соскочившие солдаты взяли бак и первыми стали у кухни. У кухни тут же появился солдат-повар в белом фартуке поверх шинели и в белом колпаке. Открыл котел, повалил из него пар с аппетитным мясным запахом. Повар большим черпаком размешал в котле, а затем гаркнул: «А ну, кто хочет есть, подходи!». Черпака три захватил со дна погуще, а затем быстро стал черпать уже сверху. Повар знал, что делал. Видно, что он в этом деле не новичок. Всех накормит супом одинаковой густоты и одной и той же наваристости.
Солдаты разобрали вещмешки, стали доставать котелки, фляжки, ложки. У некоторых солдат за голенищами кирзовых сапог торчали даже по две ложки. Это они где-то напали на трофеи. Почти у всех солдат ложки серебряные.
Солдаты предложили и нам попробовать их завтрака. Нам налили супу в крышки от котелков – по емкости не менее глубокой тарелки. Во фляжках у солдат оказался спирт. Нам каждый солдат предлагал выпить за наше освобождение. Пили из алюминиевых кружек. В отделении их оказалось три. Пили по очереди. Мы с радостью выпили примерно грамм по 100. Вкус алкоголя мы давно забыли, и сейчас нам сразу ударило в голову. Мы с большим аппетитом ели суп. Суп густой, наваристый, с мясом. Есть мы очень хотели, а спирт аппетит удвоил. Мы с удовольствием съели и добавку супа, равную первой порции.
Зашумело в голове. Все заговорили. Начались расспросы. К сожалению, в нашей группе солдат не оказалось ни одного москвича. У Королькова нашелся земляк белорус, и они стали разговаривать между собой на чистом белорусском языке, не приспосабливаясь к русскому.