Мир и война в жизни нашей семьи

На пути опять какой-то поселок. Остановка. Нас завели в большой дом. В поселке уже стоит какая-то воинская часть. Нас разместили в нескольких комнатах. У дверей остались часовые. Мы расположились на полу. Отдыхаем. Я опять начинаю замерзать. Начинаю осматриваться в комнате в надежде найти какую-нибудь одежонку. В нашей комнате ничего не видно. Я поднялся и пошел посмотреть, нет ли чего в смежных комнатах. В одной из комнат я увидел: валяются на полу какие-то прорезиненные вещи. Я стал разбираться и обнаружил среди кучи этой ткани какие-то прорезиненные, вроде противопожарные, комбинезоны. Выбрав один из комбинезонов, я стал его примерять. Примерив его, я убедился, что в этом костюме я буду еще больше привлекать внимание, да к тому же он мне показался холодным. Я отказался от мысли влезть в эту шкуру и стал разоблачаться.

В этот самый момент входят в комнату два солдата и ефрейтор, разглядывают меня, и вдруг один из солдат, указывая на меня, говорит: «А ведь этого типа я видел в Варшаве». И начал еще что-то кричать – что это предатель, что его надо немедленно отдать под трибунал. Я говорю: «Что Вы! Я никогда не был в Варшаве». Он опять повторяет: «Точно. Я его узнал. Перепутать я не мог». Его спутники говорят: «Ты, наверное, что-то перепутал». Он еще больше стал настаивать и сказал: то, что он не ошибается, может подтвердить военврач. Вот они повели меня к какому-то военврачу. Повели они меня через ту дверь, где стоял солдат, который охранял нашу группу конвоируемых, и меня он солдатам не разрешил уводить, сказав, что он за меня отвечает. «Ну подожди! Я всё равно этого дела так не оставлю». Эта троица ушла и через каких-то 5 минут вернулась обратно с женщиной в военной форме. Тот солдат, который признал во мне какого-то предателя, обращаясь к женщине, говорит: «Товарищ военврач, вот этот предатель. Помните, Вы еще с ним разговаривали. При Вашем участии его допрашивали в Варшаве. Вот он. Посмотрите на него. Узнаете?». В то же время и мне говорит: «Что? Разве не помнишь товарища военврача?». Я, конечно, эту женщину не мог признать, так как первый раз ее видел. Она на меня тоже пристально посмотрела и говорит: «Нет, я этого человека не знаю и нигде его не видела». Тогда тот толстомордый солдат, обращаясь к военврачу, говорит: «Извините, товарищ военврач, за беспокойство. Наверное, я перепутал. Мне показалось, что похож он на того предателя. Ошибся. Бывает». Да, хороша ошибка, а меня могли потаскать… Передо мной толстомордый, конечно, не извинился.

Теперь я понял, что от своих конвоиров ни в коем случае нельзя хоть на минутку отлучаться. Спасибо конвоиру, что он не выпустил меня из комнаты. Иначе неизвестно, чем бы всё это кончилось.

Нас ведут несколько дней. Казалось, что вели нас от фронта, а потом обнаружилось, что мы опять вблизи от фронта. Заметно движение нашей техники. Идут танки. Идут колонны солдат. Едут машины с солдатами. Солдаты едут на грузовых крытых машинах. Впереди колонн грузовых машин едут одна-две, а то и три легковых (их называют «Виллис») с командным составом.

Вот мы подошли к опушке леса. Перед лесом была большая поляна, вся изрытая воронками. Воронки не глубоки – 1–1,5 метра. Вокруг воронок попадаются обожженные кустарники. Идем дальше. На опушке леса стоит около десятка грузовых автомашин с зачехленным возвышением на кузовах. Слышим какую-то команду. Брезентовые чехлы моментально сняли с машин, и видим на машинах какие-то пучки труб, расположенных наклонно так, что своей высокой частью они возвышаются над кабиной машины. Новая команда. И вдруг видим: из труб одной машины вылетают снаряды, причем летят сразу несколькими трассами. Мне показалось, вылетают одновременно штук по 5 с небольшими интервалами. Видно, как за одной порцией вылетает через очень маленький промежуток вторая порция. Жжи – жжи – жжи… Звуки чередуются так же, как при быстрой пилке двуручной пилой. Но только звук, конечно, в несколько сот раз сильнее. И освещенная трасса полета снарядов как будто не прерывается. Вообще звук, свет – ад кромешный. Не более как через минут пять машины, опять накрытые чехлами, сорвались с места и поехали в другое место. Вот когда перед этим мы видели поле, изрытое почти сплошь воронками, это поле, как мы уже поняли, побывало под обстрелом таких машин. Немного позже мы узнали, что эти машины называются «Катюшами». Надо думать, что там, где оставили следы «Катюши», фрицев не осталось. Да, зрелище впечатляющее. Возмездие за обильно пролитую русскую кровь пришло.

Мы идем дорогой, где были бои, и видно, что недавно. Чувствуется трупный запах. По дороге очень заметно, что прошло много машин: дорога сильно укатана. В одном месте я вижу посреди дороги распластанная плащ-палатка, кое-где она закрыта сильно уплотненной землей. Мой взгляд на несколько мгновений задержался на этой тряпке, и тут я увидел ужасное: в конце рукава отчетливо видны человеческие пальцы, вмятые в землю. И тут только я понял, что в плаще человеческое тело, расплющенное под тяжестью машин. По расцветке тряпки я понял, что она немецкая.