Мир и война в жизни нашей семьи

– Нянька собралась еще подогревать самовар, но мама отговорила ее. «Мне что-то не сиделось. Как только о тебе, Егор, вспомнили, я сижу сама не своя. Материнское сердце вещует. Как ни уговаривала меня нянька посидеть еще, я больше сидеть не могла. Сама не в себе. Поблагодарила няньку и пошла домой. Иду и всё думаю о вас. Думаю: “Вот приду домой, и, может быть, от кого-нибудь из вас меня ждет письмо” И так мне захотелось поскорее узнать что-нибудь о вас, получить какую-нибудь хорошую весточку! Я всех своих детей люблю, но в этот момент мне хотелось узнать о вас, потому что ваша судьба сложилась несчастливо. Ведь вас целая семья, и что же вы там перетерпели! Я очень жалела Саньку. Но это горе уже понемногу сглаживается. Беспокоюсь всё время и за Ивана, и за Николая. Но теперь уже не то беспокойство. Знаю, что остались живы, что война закончилась и что они скоро будут дома. Я ими горжусь: они достойно воевали. Болею теперь только за Ванюшу. Как у него с раной, как у него со здоровьем?

Но больнее всего меня беспокоит всё-таки неизвестность о твоей, Егор, семье.

Домой я чуть не бежала. И когда мне Нюша (жиличка) сказала, что приехал старший сын Егор и что он ушел к Рае, я, не заходя в дом, побежала к вам. Я ног под собой не чуяла и не знала, что со мной будет.

Я дергала, дергала заднюю калитку и кричала, а вы не слышали. А уж до этой калитки я добралась, всё время держась за загородку, и уж совсем не помнила, куда надо ее открывать.

Милый ты мой! Дай я еще раз на тебя погляжу».

И опять мама заплакала, а потом утирая слезы стала улыбаться:

– Радость ты моя!

– Ну, мамаш, успокоилась немножко. Теперь давайте опять выпьем со свиданьицем.

Я не описываю в подробностях все разговоры за столом. Все: и Рая, и Пелагея Васильевна, и Иван Иванович – были рады нашей встрече. Все очень сердечно расспрашивали меня и сами рассказывали о себе. Всё крутилось вокруг нашей несчастной судьбы на войне. Все очень беспокоились о судьбе Веры с детьми. Все хотели, чтобы они поскорее приехали домой.

Каждый высказывал свои предположения, и все пришли к убеждению, что они тоже вот-вот будут дома, что они сейчас в дороге и поэтому не могут дать о себе знать. Если бы они были где-то в одном месте, то давно бы пришло от них известие. Так все успокаивались сами и, главное, успокаивали меня, что до встречи осталось ждать недолго.

Выпили мы остатки вина под возглас Ивана Ивановича «Во святой час!». Попили еще чаю. Побеседовали. Немного успокоились.

Мама стала торопиться домой. Рая, Пелагея Васильевна и Иван Иванович усиленно упрашивали еще посидеть. Но мама ни в какую не соглашалась. Мне тоже захотелось домой. Поблагодарили мы и пошли.

Я походил по усадьбе. Обошел кругом дом. Всё было в порядке. Поддержать всё в порядке маме стоило больших трудов.

Мы опять попили чаю, а затем мама уложила меня спать. После пережитых волнений я быстро заснул. Спал я крепко, без сновидений. Спал долго.

Просыпаюсь от прикосновения чего-то теплого к голове. Еще не поворачиваясь, открываю глаза и вижу перед собой сидящую на стуле маму. Она гладит мне голову и смотрит на меня с улыбкой на губах и со слезами на глазах.

– Дождалась наконец-то. Сколько я проплакала… Как вы мне все дороги! Ну выспался, сынок? Я к тебе несколько раз подходила, но будить не стала: уж очень ты сладко спал.

– Мам! Ведь спать дома да еще на такой постели, да после такой радости, что дома, и в надежде, что теперь всё наладится, ведь это счастье.

– Ну сынок, если выспался, то вставай. Давай поедим, да я пойду на работу. Мне уже пора.

Мама меня угостила «драченой» (это размятая картошка, залитая яйцом и поджаренная на сковороде). На тарелке еще лежали свежие огурцы.

Мы позавтракали, и мама пошла на работу в колхоз. Поговорить в этот раз мы ни о чем не успели. Потом уже мама постепенно рассказала мне всё о том, как она жила в войну. Рассказала обо всех родных. Рассказала о павшинских новостях. (Обо всем этом я расскажу отдельно.)

Отдохнул я один день, а затем пошел обретать человеческие права. Сходил в сельсовет, в райвоенкомат, в отделение милиции.

Получил паспорт. – Молоткастый, серпастый советский паспорт.

Началась новая жизнь.

Часть IV Ниночка

Л. Г. Зубкова

Мама свои воспоминания прервала на начале войны. В дневниках последних лет она мельком признается, что ей каждую ночь снится война, а в феврале 1988 г., вспоминая 22 июня, пишет: «Помню свист пуль над головой, когда бежали куда не знаем. Лавина войск на машинах. Танки. Авиация… Кромешный ад».

Раннее детство и учеба в школе

Выбор имени. О том, что пришлось испытать маме в Калварии, пока папа сидел в арестном доме и в тюрьме, он пишет во многом со слов Рачинской. Эта женщина работала в том же УНС-87, что и родители, и была знакома с мамой. Узнав от папы о нашем бедственном положении, она стала помогать нам в лагере для советских женщин, чем могла. По сути, она спасла маму и меня от голодной смерти. Она же помогала, видимо, маме при родах, что, возможно, повлияло на выбор имени.